Боже, как же в эти секунды мне не хватало ножа! Правое бедро ощущало ремни, которыми были пристегнуты ножны с хорошим надежным клинком, однако дотянуться до его рукоятки я просто не мог физически. А посему, сбивая в кровь пальцы и ногти, дергал и рвал чертов неопрен. Дергал и рвал. Дергал и рвал… Я потерял счет времени. Единственное, что я не выпускал из виду — зловещую черную стрелку, медленно ползущую по красному сектору манометра…
В неистовой борьбе прошло несколько драгоценных минут, и когда с правого плеча был выдран последний лоскут материала, я наконец почувствовал долгожданную свободу. Конечно, весьма относительную, поскольку полсантиметра слева и столько же справа — не слишком большой повод для радости. И все же незначительная величина, на которую я резко «похудел», позволила продвинуться назад. Как же я был счастлив, когда, отталкиваясь ладонями, почувствовал нестерпимую боль в плечах, раздираемых о шершавый песчаник!
После первой попытки «горлышко» западни отодвинулось сантиметров на пять. Вторая прибавила еще столько же. Третья позволила сдать на целых четверть метра. Наконец, четвертая подарила мне полную свободу! Глянув на стрелку, вплотную подошедшую к нулю, я с трудом развернулся и поплыл обратно — к той чертовой дыре, «благодаря» которой оказался в западне.
Ликовать было рано. До того как застрять, я успел размотать с катушки стометровую нейлоновую нить, а затем пропетлял по кишке еще с полсотни метров. Это означало, что до спасительного выхода не так уж и близко. Особенно учитывая жалкие остатки газа в баллоне дыхательного аппарата…
Просыпаюсь от ощущения страшного удушья. Открыв глаза, рывком поднимаюсь и жадно глотаю прохладный воздух, насыщенный запахами свежей растительности. Вокруг полная тишина. И такая темень, что невольно появляются мысли о загробном мире.
«Что со мной?! Где я?! Я все-таки утонул в той проклятой пещере? Жизнь уже покинула меня или процесс перемещения на тот свет только начался?..» — лихорадочно перебираю я самые отвратительные варианты.
Продолжаю вращать головой, осматриваясь по сторонам; глаза постепенно привыкают к темноте. Надо мной чернеет небо, усыпанное яркими звездами; вокруг изредка — под дуновением слабого ветерка — шелестят листья. А рядом кто-то сопит. Ах да, это Глеб Захарьин!
Вскоре память восстанавливает цепочку событий, благодаря которым мы с ним оказались в густых зарослях джунглей. Пульс успокаивается, дыхание становится ровным. Смотрю на фосфорные стрелки наручных часов… Ого, неплохо мы прикорнули! Пора подниматься и двигаться в сторону побережья.
— Глеб, — трясу за плечи напарника. — Глеб, подъем!
— А?.. Что случилось?.. — поднимает он голову.
— Пока ничего. Подъем. Сейчас перекусим и отправимся искать тайник…
Дорога вниз по склону далась с невероятным трудом. Если бы не прихваченные фонари, то мы наверняка бы заблудились или покалечились — на пути то и дело встречались балки, овражки, завалы из сухих деревьев.
Глеб дважды просил остановиться для отдыха. Присаживаясь на прошлогоднюю листву, он шуршал пачкой «Hilton Platinum», щелкал зажигалкой и выкуривал зажатую в кулак сигарету.
— Прячь окурки, — каждый раз напоминал я.
— Да-да, — отвечал он и, утопив бычок глубоко в землю, присыпал дырку грунтом.
Пройдя за пару часов чуть более километра, мы почти достигли прибрежной равнины. Она не была столь густо заросшей, и путешествие по ней обещало стать менее затруднительным. Я хотел было порадоваться за уставшего напарника, но внезапно заметил впереди отблески костра.
— Стоять, — торможу у толстого ствола пальмы и гашу фонарь. — Неужели мы вышли к селению?
— Вряд ли так быстро — здешние селения разбросаны по побережью, — шепчет сзади Захарьин. И вдруг признается: — Слушай, я забыл тебе сказать об одной вещи.
— О какой?
— Под вечер я проснулся от странного звука. Если не ошибаюсь, с запада прилетала пара вертолетов.
— Зачем? — задал я дурацкий вопрос.
— С нашей позиции было плохо видно. Кажется, они выполнили несколько рейсов, и каждый раз садились неподалеку от берега.
— Чего же ты раньше молчал?!
— А ты разве не слышал звук их моторов?
Я сплюнул тягучую слюну под ноги.
— Если бы слышал — проснулся бы и не спрашивал. «Вертушек» точно было две?
— Точно две.
— Большие?
— Нет, скорее маленькие. Или средние.
— Сколько они выполнили рейсов? Хотя бы примерно.
— Не знаю, — пробормотал он. — По три или четыре.
«Послал бог напарничка», — проскрипел я зубами. Но, вспомнив о его способности читать мысли, поостерегся развивать критику.
— Ладно, подойдем ближе и посмотрим. Только постарайся не наступать на сухие ветки…
Оранжевое пятнышко, издали показавшееся одиноким костром, по мере приближения росло и в конце концов размножилось до десятка ярких точек, разбросанных на приличной площади редколесья. Костры озаряли высокие деревья желтоватыми всполохами и рисовали причудливые тени от расположившихся вокруг людей.
— Ни хрена себе! — тихо стонет Глеб. — Да их здесь больше сотни!
— Да, приличная собралась толпа. Видать, здорово насолили мы твоему филиппинскому дружку.
— Что будем делать?
— Надо бы обойти лагерь сторонкой.
— Это опасно?
— Надейся на лучшее, но поступай так, будто впереди ждет худшее.
— Прости, я ничего не понял из твоего ответа, — признается Захарьин взволнованным голосом.
— Обычно вояки выставляют на ночь посты — как бы не напороться. Пошли. И будь осторожен — иди след в след…
Согнувшись пополам, напарник двинулся за мной сквозь густые заросли кустарника.
Нам приходится пробираться на ощупь со скоростью парализованного бурундука. Фонари мы предусмотрительно выключили, а свет от полной луны ни черта не пробивается сквозь густые кроны деревьев. Единственным ориентиром для движения остается россыпь огней от костров, которую решаю обойти справа на расстоянии ста пятидесяти — двухсот метров.
«Дозоры при такой густоте леса они выставили не дальше сотни метров от лагеря. Так что повстречаться мы не должны, — рассуждаю по ходу движения. — Эх… жаль, нет со мной Устюжанина. С ним бы мы выбрались из любой передряги!»
— Кстати, о твоем товарище, — опять шепчет Захарьин. — Если не изменяет память, его фамилия Устюжанин?
«Та-ак… — изумляюсь я, — кажется, опять тихо звякнул колокольчик демонической связи». Вслух же произношу:
— Правильно — Устюжанин. Георгий Устюжанин. И вообще… Память у тебя — что надо.
— Расскажи о нем.
Время для подробных разговоров не слишком удачное. Но дабы Глеб не нервничал и позабыл о страхах, я все же выдал краткую характеристику на старого друга и коллегу по работе.
