Естественно, вся эта затея с побегом предполагала один важный момент. Все должны были держаться вместе и ничем не выдавать боевикам намерение бежать. Казалось, что предателя среди заключенных быть не должно, однако, когда все было готово и нужно было дождаться отъезда грузовика, один из местных стал вести себя очень странно. Суетился, бросал взгляды в сторону охраны, даже порывался подойти ближе. В какой-то момент даже попытался что-то крикнуть, явно адресуя свой крик часовым. Майор Филдинг, находившийся неподалеку, успел на это отреагировать. Едва странный тип раскрыл рот, англичанин схватил его и зажал ему рот ладонью. Григорьев бросил на них встревоженный взгляд, быстро оценил ситуацию и сразу же сымитировал громкое чихание. Причем «чихнул» три раза подряд. Охранники, ясное дело, обратили внимание на шум. Но одно дело, если бы это был крик, а другое – чихание. «Эй, ты, русская свинья, прикрой свое хлебало рукой! Не хватало еще, чтобы ты нам заразы какой-то своим чиханием принес!» – подчеркнуто грубо проговорил один из часовых. Прапорщик изобразил покорный кивок и прикрыл лицо ладонью, будто повиновался.
Филдинг, находившийся за спинами других пленников, продолжал держать неудавшегося крикуна. Тот почти не дышал, но проверить, жив он или мертв, не успели. В кабину грузовика заскочил один из боевиков, двигатель заработал, и машина стремительно сорвалась с места. Узники с напряжением следили за этим, надеясь, что самодельный «трос» выдержит, и когда он полностью натянулся и не лопнул, большинство с облегчением вздохнули. Тут же послышался грохот – подпорка, как и предполагалось, была сорвана, а вместе с ней отлетела и часть решетки.
Водитель, ничего не понимая, продолжал ехать. Охранники, ошалев от неожиданности, повернули свои головы на раздавшийся шум и рванули в сторону образовавшегося пролома. Оттуда уже выбегали пленники. Местные сразу брали влево, миротворцы же бросились навстречу часовым. При этом открылась одна особенность поведения последних – они стреляли лишь по местным, в захваченных военных даже не целились. Григорьев отметил это для себя, догадываясь, что такое поведение могло быть следствием некоего особого распоряжения Тумани. И хотя определенности в этом у него не было, данное обстоятельство все же было на руку военным, по крайней мере, шансы на то, что их расстреляют в упор, резко понижались.
Кто-то из боевиков пытался докричаться до водителя грузовика, чтобы тот дал резкий задний ход и заблокировал проем. Но поздно, все узники уже оказались снаружи. Тем не менее шофер внял крикам и направил автомобиль к образовавшемуся проему. Миротворцы, воспользовавшись ситуацией, похватали палки и ринулись к кабине. Водитель не был готов к такому повороту событий и свое личное оружие попросту достать не успел. Его за шкирку вытащили из кабины, и Виктор несколькими умелыми приемами вырубил его. Затем обшарил карманы и обнаружил пистолет. Это то, что было нужно. Автомобиль тем временем служил беглецам своеобразным щитом. Но это был не многотонный грузовик, а один из более легких аналогов, на что Филдинг обратил внимание своих «коллег», и те, не сговариваясь, принялись раскачивать машину. В конце концов грузовик был завален на бок. Военные пытались найти спички или зажигалку, чтобы устроить огненно-дымовую завесу, но ни того, ни другого не нашлось. Да и охранники уже вышли из оцепенения и попытались прорваться к миротворцам. При этом Виктор отчетливо услышал донесшийся со стороны постройки, где его допрашивали, приказ: «Военных брать живьем!» Это подтвердило его прежние догадки.
Часовые и еще несколько боевиков, присоединившихся к ним, обогнули лежащий грузовик, и противостоящие друг другу стороны схлестнулись в рукопашном бою. Это не было ни боксом, ни карате, ни каким-то еще единоборством. Больше всего схватка напоминала бои без правил. Да и какие здесь могли быть правила! Военных, по сути, ничего не сдерживало. Они месили и «гасили» боевиков по полной программе, при этом использовали все, что только попадалось им под руки, начиная от обломков клетки и заканчивая камнями, лежавшими под ногами. Впрочем, боевикам ничего не мешало поступить точно так же, однако большинство из них даже не пыталось это сделать. Те же, кто попытался ухватиться за эту «соломинку», неминуемо проигрывали. Григорьев лично вырубил нескольких охранников. Больше всего от него досталось тому типу, который посмел оскорбить русских, назвав их «свиньями». Нельзя сказать, что тот был каким-то слабаком, по силе он вполне мог сравниться с Виктором и дрался наравне с ним. Однако охранник был всего лишь рабом своего господина, да и воевал исключительно за свой кошелек, в то время как прапорщик шел в бой за свободу – свою и своих друзей. Мощные и точные удары обрушивались на голову и корпус незадачливого охранника. Он пытался ставить блоки и производить контратаки, но все это в конечном счете оказывалось совершенно бесполезным, пустым, безрезультативным для него в смысле достижения победы. Виктор разбивал все его выпады в пух и прах, и когда боевик начал уже терять связь с реальностью, нанес мощнейший удар правой рукой в челюсть врагу и назидательным тоном уточнил:
– Так кто здесь свинья?
– Ты… – шатаясь и роняя кровавые слюни, прошептал бандит. Григорьев лишь ухмыльнулся и через секунду выдал «вертуху», свалив бандита с ног.
Миротворцы продолжали рукопашный бой. Прапорщик мимоходом помог одному из них, врезав с локтя другому настырному боевику. Майор Филдинг дрался с охранником прямо возле грузовика, и дела его обстояли не очень-то хорошо. Григорьев был готов броситься к англичанину на выручку, однако в это время произошло то, что должно было произойти давно. Впрочем, понятия «давно» и «недавно» в тех условиях нивелировались, никто из участников побега, задействованных в рукопашном бою, не мог однозначно сказать, сколько времени прошло с момента отъезда грузовика. Некоторым казалось, что минул едва ли не целый час, на самом же деле счет все еще шел на минуты. И вот в самый пик схватки появился Тумани в сопровождении темнокожих подростков. Своими недвусмысленными речами он натравливал их на военных. Подростки стремглав понеслись к месту рукопашного боя. Их было много. Настолько много, что на одного миротворца приходилось под 8—10 агрессивно настроенных мальчишек. Втолковать им, что они ошибаются, что они жертвы, защищающие своего палача, было абсолютно нереально. Они налетали на военных и гроздьями повисали на них. Тем приходилось отмахиваться, насколько это было возможно, но они снова и снова повисали на миротворцах, чтобы завалить их на землю. Моральные принципы не позволяли Виктору стрелять в детей, поэтому он пытался отделаться от них лишь собственными силами и уж тут нисколько не миндальничал. Отбрасывал зомбированных юнцов, как только мог и насколько только мог. Те пытались продолжать атаковать его, однако всякий раз получали достойный отпор. Несколько разбитых носов оказалось достаточным основанием для того, чтобы подростки отнеслись к этому русскому с опаской. И хотя Тумани продолжал их науськивать на прапорщика, те постепенно переключились на других беглецов. Так автоматически препятствие в виде бесноватой подростковой армады для Григорьева исчезло, и можно было попытаться рвануть далее, расчищая проход для остальных. В этой ситуации он был готов применить оружие. Виктор выхватил трофейный пистолет, снял с предохранителя и двинулся в направлении ближайших построек. Любой бандит, если бы таковой возник у него на пути, тут же получил бы пулю в лоб. Однако, прежде чем заняться расчисткой пути для окончательного бегства из этих мрачных мест, прапорщик взглянул на товарищей. Кто-то тоже успел уже избавиться от назойливой «мошкары» в виде одурманенных юнцов и собирался присоединиться к нему, иные продолжали отмахиваться. Григорьев обшарил взглядом всю площадку, пытаясь отыскать среди присутствующих майора Филдинга. В какое-то мгновение ему показалось, что англичанин куда исчез, причем так, будто бы сквозь землю провалился. «Неужели эти гады успели его куда-то утащить?» – подумал Виктор, все еще надеясь увидеть знакомое лицо.
