Самого Фомина – вернее того, кто себя выдавал за Андрея Фомина – обнаружили тогда же, в четверг, в Белгороде, в снятой в аренду еще три года назад двухкомнатной квартире. Он висел в петле, закрепленной на крюке для люстры. Как установили криминалисты, этому человеку явно помогли уйти из жизни: в его крови и во взятых образцах внутренних органов обнаружили наряду с продуктами распада алкоголя следы клофелина. Что любопытно, никаких бумаг, а тем более флешек или ноутбука там обнаружено не было. Нашелся лишь сотовый телефон, но и он был «левый», без сим-карты.
Ничего этого, естественно, Анна рассказывать не стала. Почувствовав, что пауза затянулась, она, слегка коснувшись руки погрузившейся в свои думы женщины, сказала:
– Ирина, вы вчера, когда мы разговаривали по телефону, сказали, что нашлись какие-то бумаги. Это бумаги вашего отца?..
– Ой… Извините… – Женщина открыла сумочку. – Сама не знаю, что на меня нашло… Вот! – Она достала тонкую стопку сложенных пополам листов. – Возьмите… – Женщина передала бумаги «журналистке». – Может, вам для чего-то пригодятся.
Анна взяла эти листы, развернула. Их оказалось всего шесть, этих ксерокопий тетрадных страничек. Крупный мужской почерк; писано разборчиво; буквы и слова не наползают друг на дружку, а располагаются ровно в разлинованных полях, в составленных из них рядах-шеренгах – как военные при построении на плацу. В левом верхнем углу указан номер страницы: человек, писавший это, аккуратен, он приучен к отчетности, к делопроизводству. В распоряжении Козаковой оказались ксерокопии следующих страниц: 4, 5, 52, 53, 71 и 72.
Анна пробежала глазами страницу, обозначенную цифрой 4. По мере того, как она вчитывалась в этот крупный мужской почерк, у нее вдруг стали бегать по телу мурашки…
– Ирина, скажите… – Она посмотрела на притихшую женщину. – Откуда это у вас?
– Я уже говорила, Анна. Отец просил сделать ксерокопию… отдельно каждый лист тетради. Некоторые листы… для верности… я отксерокопировала дважды. Отдала папе папку с листами и саму тетрадь, а эти вот «дубликаты» забыла отдать…
– Нет, нет, я не об этом, – торопливо произнесла Козакова. – Извините, я неправильно сформулировала… Вы не в курсе, как эта тетрадь оказалась у вашего отца?
– Да, папа рассказывал что-то…
– Как выглядела эта тетрадь?
– Обычная такая тетрадь в линейку… девяносто шесть листов. На обложке, сколько помню, изображение скульптуры… Той, что на Мамаевом кургане в Волгограде.
– «Родина-мать зовет!»?
– Да, да… именно ее изображение.
– Можете вспомнить, что именно говорил вам отец про эту тетрадь?
– Папе эту тетрадь принесла одна женщина… Кажется, вдова офицера, подполковника запаса, воевавшего в Афганистане.
– Фамилию помните?
– Фамилия простая – Николаев, потому и запомнила… Это было… примерно с год назад. Мужчина тот умер в госпитале. Он был ранен когда-то, потом перенес несколько операций… У него имелась инвалидность. Помню, папа сказал, что этот вот Николаев… в ту пору, кажется, старший лейтенант, один из участников боев непосредственно в «черных пещерах». Один из тех, кто выжил и оставил после себя воспоминания об этих давно забытых событиях.
– Ваш отец общался с ним, с этим человеком?
– Он его лично знал, как я поняла… Папа собирал материал для своих книг не только в архивах… – Дочь Смольникова промокнула слезящийся глаз уголком носового платка. – Он встречался с людьми… с очевидцами тех или иных событий. Да… и вот еще что. Ирина Валерьевна встрепенулась. – На обложке, под изображенным на ней монументом, было печатными буквами надписано… – Она подняла глаза вверх, вспоминая надпись. – Написано вот что… Лашка… Лошка… какое-то трудное слово вначале…
– Лашкаргах? – с замиранием сердца спросила Анна. – Город есть такой в Афганистане.
– Точно!.. Далее, через черточку… Кандагар… И еще какое-то слово, которое я не запомнила. А также даты…
– Какая именно дата?
– Там было цифровое обозначение… Помню только, что эти даты относятся к августу тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года.
– Может, еще что-то вспомните про эту тетрадь?
– За день до гибели папы он мне звонил… Говорил, что собирается передать эти воспоминания умершего не так давно ветерана-«афганца» в архив, в Подольский ЦАМО… Еще он сказал, что этой историей ему вряд ли дадут заниматься, потому что за этим стоят какие-то тайны. И что он надеется, что когда-нибудь наступит время, когда можно будет обнародовать эту историю…
Котов постучал костяшками пальцев в стекло с ее стороны. Анна, повернув голову, недовольно посмотрела на напарника – мол, чего мешаешься, у меня тут важный разговор. Анатолий продемонстрировал ей свой смартфон – кто-то звонит или что-то важное получил…
Дочь Смольникова открыла дверь с другой стороны.
– Надеюсь, эти фрагменты пригодятся вам, господа журналисты, – сказала она, собираясь выбраться из салона. – Мне-то они теперь точно не нужны.
– Спасибо, Ирина Валерьевна!
– Ах да… – Женщина на секунду-другую придержала открытую дверь. – Вспомнила, что было написано на внутренней стороне обложки… Уже папиным почерком, прописными буквами.
– И что там было написано?
– ТАЙНА ЧЕРНОЙ ПЕЩЕРЫ.
Козакова взяла у напарника смартфон.
– Анна, что так долго? – прозвучал в трубке голос Антонова. – Тебе один человек пытается сейчас дозвониться!.. На номер, который ты оставила ей в качестве контактного.
– Не поняла… Кто мне звонит?
– Одна твоя старая знакомая… Нет времени на долгое объяснение – сейчас тебя соединят!.. Поэтому коротко: она тебе предложит поучаствовать в одном журналистском проекте.
– И?..
– И пригласит тебя… приехать в Исламабад.
– Че-его? Куда-куда?
– Есть такой город в Пакистане.
– Я в курсе. Но…
– Так вот: ты дашь свое согласие.
– Эээ… Как это? Почему?!
– Так надо. Полетите, кстати, вдвоем – ты и Котов.
– Но…
– Позже поговорим! Жди звонка, Анна. Отбой.
Котов завел движок и стал выруливать со стоянки.
– Куда мы едем? – удивленно спросила Козакова. – Что вообще происходит, Кот?
– Сначала к тебе, – хмуро сказал напарник. – Вылет в три часа дня из Домодедово, а у нас еще вещи не собраны.
ГЛАВА 26
База Кемп Бастион.
13 октября
Те двое суток, что Иван провел в изолированном медблоке, были не самыми лучшими днями в его жизни…
Препарат, которым его угостила змеюка Джейн, оказался весьма «забористым». Первые минуты его выворачивало наизнанку. Поднялась высокая температура; ему было так худо, что он уже заподозрил, что его и вправду решили спровадить таким вот экзотическим способом на тот свет.
