Тогда что же ему не понравилось в поведении этого зэка?
И тут майор понял, что его настораживало, — лагерник двигался в некотором отдалении от тропы, которую уже успели натоптать заключенные. Только куда же это он может идти, если там нет рыхлой породы, которую легко можно подгребать лопатой и валить в тачку? А может, он решил помахать кайлом?
Коробов невольно усмехнулся — каких только чудаков не встретишь среди заключенных.
У края поляны возвышался огромный гранитный валун. Углы его выглядели обтесанными, как будто бы какой-то неведомый и очень терпеливый скульптор ради баловства решил придать камню округлую форму. Но действительность была иной — сносимый ледниками, он прошел путь в сотню километров, чтобы оказаться здесь, в небольшом распадке.
Всмотревшись в глыбу, Коробов вдруг неожиданно обнаружил некоторое ее сходство с вождем: узкий, слегка вдавленный лоб, прямой с легкой горбинкой нос. При пристальном рассмотрении обнаруживались даже брови, выступавшие небольшим козырьком, и полукруглый подбородок с ямочкой в середине. Небольшие неровности, поросшие мхом, напоминали прическу Хозяина, как будто бы кто-то неведомый сорвал с могучих плеч гранитную голову, да и зашвырнул ее в лес.
Тьфу ты, дьявол!
До каких только вещей не додумаешься, когда изнываешь от ожидания.
По обе стороны от валуна росли кусты, упираясь в камень, они слегка искривлялись в стороны, что только усиливало сходство с вождем. Торчащие прутья напоминали усы. Сюда бы парикмахера, окультурить, подровнять, да откуда же ему взяться в такой глуши!
Засмотревшись на гранитного вождя, Коробов на некоторое время упустил из виду заключенного, поспешно двигавшегося с пустой тачкой. Он шел немного быстрее, чем другие заключенные. Вряд ли он мучился угрызениями совести от своего блатного прошлого, и уж тем более было бы глупо думать о том, что он решил праведным трудом искупить прежний паразитический образ жизни. Значит, его подгоняло теперь нечто другое.
И тут маршрут лагерника слегка отклонился в сторону штольни. Еще несколько шагов, и он уже передвигался едва ли не бегом. А следом за ним, по точно такой же траектории, устремился второй заключенный, чуть не наезжая колесом тачки на пятки первому.
Штольня!
Если верить отчетам, длина выработки в ней составляла до нескольких километров. Это настоящий лабиринт, где можно затеряться навсегда. Кроме того, штольня была старой, разработки закончились еще во время НЭПа, и с тех пор она мало кого интересовала, все откровенно боялись скорого на расправу НКВД. Да и само пребывание в штольне было небезопасно. Своды, местами осыпавшиеся, отпугивали даже самых бесшабашных хитников, а потому, если в штольне и происходили какие-то сборы камней, так только у самого входа. Вход же, ввиду постоянных осыпей и без внимания хозяйского глаза, все более ветшал да зарастал кустарником. Некогда просторный вход, куда можно было пройти почти во весь рост с тачкой в руках, теперь завалило камнями, скатившимися с кручи, затянуло густой растительностью, от него остался только неприметный лаз, в который можно было протиснуться разве что бочком. Прятаться в штольне было равносильно самоубийству. Даже от самого легкого прикосновения ее своды и стены осыпались многопудовыми глыбами.
Следовало бы, конечно, поставить у входа охрану, но кто же мог подумать, что доходяги отважатся на побег, причем вторично, на глазах у взвода автоматчиков?!
Коробов выхватил пистолет и направил ствол в спину стремительно удалявшегося заключенного. Надо было пристрелить его там же, в гнилом болоте.
Майор уже хотел надавить на курок, как на линии огня появился старшина Матвеев, который ударом приклада поторапливал замешкавшегося заключенного.
— Отойди! — крикнул ему майор, стараясь выбрать нужную позицию.
Голос его сорвался, прозвучал нервно, заставив окружающих оцепенеть. Старшина, показав отменную реакцию, отскочил и уже направлял автомат в нужную сторону, но драгоценные секунды все же были потеряны.
Отшвырнув тачку, лагерник, пригибаясь, побежал в сторону штольни. До лаза оставались какие-то метры. Коробов невольно обратил внимание на то, что тот бежал, как подготовленный боец, пригнувшись, делая при этом короткие зигзаги, пригибался низко, чтобы затылком не словить выпущенную пулю. Так могут действовать только обстрелянные вояки. Одним умом и врожденным чутьем на опасность подобный факт не объяснить, следовательно, к стволу привычен, хотя на фронте быть никак не мог, сидел наверняка всю войну.
Петляя зайцем, он умело использовал кусты, которые сбивали прицел. Заключенный уверенно перемахнул через камень, оказавшийся на его пути, и очутился всего лишь в шаге от лаза в штольню. И прежде чем майор успел выстрелить, он понял, что беглеца упустил.
Выпущенная пуля ударилась над козырьком штольни, брызнув в стороны мелкой крошкой. Беглец оказался в каменном чреве, теперь его оттуда не выкурить даже гранатой.
Следом за ним в штольню устремился второй побегушник. Бежал он неуверенно, будто на деревянных ногах, спотыкаясь о неровности. «Вот этому не добежать», — спокойно подумал Коробов, прицеливаясь.
Взгляды охраны обратились в его сторону, но при этом боковым зрением бойцы продолжали следить за остальными заключенными, тупо ковырявшими породу.
Старшина приладил автомат к плечу, готовясь пальнуть вдогонку беглецу. Но Коробов уже понимал, что сам он выстрелит раньше, чем Матвеев нажмет на спусковой крючок. Он видел в перекрестье узкую спину беглеца, которая, будто бы под тяжестью неизбежного, согнулась к земле. Возможно, что он сумел бы добежать до штольни, если бы не тачка, брошенная первым беглецом, — перевернувшись, она лежала вверх дном, перекрыв длинными ручками дорогу. Не перепрыгнуть! Можно зацепиться. Единственный возможный вариант — обогнуть брошенную тачку и бежать дальше прямо в спасительную нору. Но будут потеряны секунды, которые отшвырнут беглеца в вечность.
Времени у Коробова было столько, что он мог прицелиться безо всякой спешки, отыскать на спине зэка наиболее уязвимое место. А оно располагалось слева, сразу под лопаткой. Пуля вырвет кусок сердечной сумки и пройдет навылет через грудь, раздвинув ребра. Так что он умрет прежде, чем упадет на землю.
Пистолет судорожно дернулся вверх при выстреле, и беглец, изогнувшись дугой, словно получил сильнейший удар в спину, рухнул лицом вперед, выбросив перед собой руки.
С запозданием в долю секунды выстрелил и старшина — его очередь прошла верхом, потревожив ветви густого кустарника. Пуля зацепила рукоятку тачки, заставив ее закрутиться на месте, а отколовшаяся щепа, отлетев, бешено закувыркалась в воздухе и, упав, зарылась в рыхлую темно-коричневую породу.
Следом, почти одновременно, сливаясь в единую злобную трель, прозвучали еще две очереди. Но они тоже ушли в белый свет, как в копеечку! Выпущенный на волю рой свинца искромсал все ту же тачку и улетел неведомо куда.
Расторопней всех оказался старшина Матвеев. Подбежав к штольне, он пальнул длинной очередью в немое черное пространство. Где-то в глубине, в сердцевине горы, приглушенно откликнулось эхо, покаталось по округе и умерло.
