– А! Вот и ты! – обрадовался он.
Таккеля был вовсе не рад видеть этого человека. Но деваться было некуда. Да и вставать откровенно лень.
– Здравствуй, Чердынцев, – сказал он. Гимназический этикет требовал, чтобы мальчики, независимо от возраста, называли друг друга только по фамилии. – Не ждал тебя увидеть.
По старой памяти Чердынцев выбрал первую парту в среднем ряду и занял «свое место» – справа. Сел и сложил руки точно прилежный гимназист.
– Помнишь? – спросил он и подмигнул.
Такого соседа по парте забыть невозможно. Таккеля не захотел доставить удовольствие бывшему приятелю.
– Это было слишком давно… Так ты теперь банкир?
– Служу в Государственном банке под началом самого Плеске, господина управляющего.
– Поздравляю, верю: ты сделаешь карьеру.
– Можешь не сомневаться. А ты все картавишь под француза?
– Издержки профессии.
Чердынцев поднял руку, как на уроке.
– Господин учитель, можно?
– Если хочешь выйти, не задерживаю… – сказал Таккеля.
– Ольгу Нольде, что вчера была на вечере у Федорова, хорошо знаешь?
Таккеля мог сказать, что знакомы еле-еле. С учительницами женской гимназии общие собрания не проводятся. Там свой мир.
– А тебе до нее какое дело?
– Вот хочу предложение сделать. – Чердынцев изобразил, будто вынимает из груди сердце. – До этого решительного шага хотел собрать сведения о семье. И приданом.
– Насколько знаю, приданым там не пахнет. Она и живет где-то рядом со складами.
Эта новость ничуть не огорчила Чердынцева, наоборот, он развеселился.
– Да? Ну, это пустяки…
– Неужели ты – и влюбился?
– А хоть бы и так… Знаешь, брат Таккеля, любовь, она… Непредсказуема. Кстати, хотел тебя спросить: чем тут у вас Федоров занимается?
– У нас он ничем не занимается, – ответил Таккеля. – Его давно попросили в отставку. Приходить на урок после безобразного пьянства – недопустимо.
– Строг ты стал, друг Таккеля! А вообще чем Федоров занимается?
– Не имею ни малейшего представления. Ты же ходил у него в любимчиках! Да и вообще, что вам всем дался этот отживший старик?
Чердынцев насторожился:
– А кто еще интересовался Федоровым?
– Какой-то господин из сыскной полиции… Да ты его видел вчера. Притворялся ассистентом. Фамилия у него дурацкая…
– Ванзаров?!
– Именно. И как можно жить с такой фамилией? – сказал Таккеля.
Новость эта заставила Чердынцева встать из-за парты и пройтись в некоторых раздумьях. Конечно, он предполагал, что незнакомые господа явились неспроста. Но чтобы в его дело влезал сыск, в планы не входило. Или уже что-то пронюхали, или напали на след. Такое развитие ситуации Плеске не понравится. Конфликтовать с Департаментом полиции накануне реформы он не станет. Да и в чем конфликт? Оценив возможные последствия, в первую очередь для себя, Чердынцев решил вести себя чрезвычайно взвешенно и осторожно. У полиции везде могут быть осведомители.
– Что именно ему было нужно? – спросил он.
– То же, что и тебе. Не понимаю, как могут занимать бредни старого дурака.
– Однако же ты пришел выразить ему свое почтение, – заметил Чердынцев. – С чего вдруг?
С ответом Таккеля помедлил, тщательно подбирая слова.
– Жалость и человеколюбие заставили, – сказал он. – А вот тебя каким ветром принесло из Петербурга?
– Любимый ученик обязан время от времени навещать любимого учителя. Это закон жизни.
Таккеля не стал напоминать, что «любимого учителя» Чердынцев не видел лет десять.
– Значит, женишься на бедной девушке из провинциального городка, откуда сам родом? Романтично… Не нашлось никого получше в столице?
Чердынцев отчего-то заторопился, отделался шуткой и быстро ушел. Отчасти Таккеля был этому рад. Углубляться в тему: «Почему ты пришел на посиделки Федорова?» – ему не хотелось. Да и вообще касаться это темы не следовало. Чтобы не случилось чего-то худшего.
32
В городской ратуше присутственный день завершился. Швейцар доложил, что господа чиновники разошлись кто куда, а господин Нарышкин нынче ушел рано, да так и не возвращался. Где он снимает квартиру, швейцар не знал.
Ванзаров назвал извозчику дом-с-трубой. Этого оказалось достаточно. Сговорились на тридцати копейках. Проехаться по весеннему Царскому Селу оказалось делом приятным. Ветерок освежал, зелень радовала, домики мелькали детскими игрушками. Пролетка только завернула на Гатчинскую дорогу, и тут Ванзаров приказал остановиться, кинул мелочь извозчику и пошел навстречу человеку, который шел по другой стороне, глядя себе под ноги и не обращая внимания ни на что вокруг. Заложив руки за спину, он сильно горбился, точно глубокий старик, и шевелил губами, что-то бормоча себе под нос. Ванзаров перешел дорогу и дождался, пока этот господин чуть не налетел на него. Нарышкин отпрянул и посмотрел испуганно и тревожно, как будто совершил непростительную оплошность.
– Прошу простить… – Ванзаров низко поклонился.
Нарышкин кивнул, отчего очки его опасно вздрогнули.
– Ничего, ничего, – торопливо проговорил он. – Это я сам виноват…
Он счел уличное происшествие исчерпанным и примерялся, с какой бы стороны обойти этого плотного молодого человека. Ванзаров стоял широко, уперев руку в бок.
– Раз уж мы так счастливо встретились, позвольте узнать у вас кое-что?
– Ну, разумеется… Отчего же… – Нарышкин немного отступил, чтобы лучше видеть лицо собеседника.
– Не ошибусь, если назову ученика великого Ивана Федоровича Федорова химиком?
– В некотором роде… – не вполне уверенно ответил Нарышкин. – А какой у вас ко мне вопрос?
– Возможно ли путем химических процессов без магии, колдовства и астрологии добиться перехода металлов в золото?
На лице Нарышкина растерянность застыла неподвижной миной, рот приоткрылся, он смотрел не мигая.
– Что вас так удивило? – спросил Ванзаров как ни в чем не бывало. – Вопрос, конечно, дилетантский, но все же… Крайне любопытно…
– Для науки нет недостижимых преград… – проговорил Нарышкин, что далось ему с большим трудом.
– Вот как? Интересно… Значит, вы такой возможности не отрицаете.
– Молодой человек, господин эм-м-м…
– Ванзаров… – подсказали ему.
– Да-да… Этот вопрос относится к разряду вечных, ответ на него мы узнаем только в отдаленном будущем.
