– Сердечно рад случайной встрече.
– Вот как? А мне показалось, господин Чех, что ваш мальчонка весь день за мной бегал, – ответил Ванзаров. – Отпустили бы поужинать человека. У него же филерской выучки нет.
Воровской старшина оценил изящество обращения полицейского.
– Приятно иметь дело с таким умным человеком, – сказал он с поклоном. – В нашу последнюю встречу нас грубо прервали…
– Пустяки, всякое бывает. Городовые обознались. Приняли меня, за кого бы вы думали? За самого Чижа. Нет, ну надо же! А ведь мы со знатным вором даже в темноте не похожи.
Чех согласился, что это непростительная ошибка: Чижа всякий знает, как его можно спутать с чиновником сыска?!
– От себя же хочу добавить со всей открытостью… – продолжил Чех, аккуратно подбирая слова и присматривая за реакцией полицейского, – …что к этому неприятнейшему инциденту ни я, ни мои люди, ни мир наш отношения не имеем. Говорю это исключительно в целях того, чтобы сохранить ваше дружеское расположение.
– Я это знаю, – ответил Ванзаров. – Никакого смысла буснуть
[7]
меня для вас нет.
– Благодарю за понимание… Не сочтите за дерзость, но как бы нам окончить нашу беседу, столь важную для меня? Не угодно ли отужинать в трактире? Все обставим исключительно приватно…
Ужинать с воровским старшиной чиновник полиции мог отправиться только по приказу директора Департамента полиции или в исключительном случае. Ничего похожего пока не наблюдалось.
– Думаю, такой ужин удовольствия вам не доставит, – ответил Ванзаров. – А беседу нашу можно закончить хоть здесь. Чем не место?
Проявив понимание, Чех не стал возражать и уговаривать. Сходиться близко с борзым
[8]
– чего доброго, мир косо посмотрит. Лучше соблюдать дистанцию.
– Так что полагаете о дельце нашем? – спросил он.
– Я полагаю, вам хочется, чтобы я указал, кто у вас тут завел подпольный ростовщический промысел? Чтобы взять под себя или наказать примерно.
– Это уж как водится, – согласился Чех.
– И вы просите об этом меня, чиновника сыскной полиции…
Чех насторожился, как опытный зверь, почуявший неладное.
– Я полагал, у нас есть понимание в этом вопросе…
– Понимания с ворами у меня нет и быть не может, – отрезал Ванзаров. – Хотя в сыскной полиции на этот счет ходят разные мнения. Только мне до них дела нет.
– Жаль, коли так… – сказал Чех, подаваясь назад.
– Но в сложившихся обстоятельствах приходится пользоваться римской поговоркой: враг моего врага – мой союзник… Только не понимайте буквально.
Такой поворот Чеху понравился. Он выразил готовность разумно договориться.
– Делаю вам предложение, – сказал Ванзаров, чтобы опередить и не позволить вору сделать то же самое. – Проблему, доставляющую вам столько хлопот, берусь решить.
– Отца
[9]
сдадите? – обрадовался Чех.
– Я сказал: решу, а не сдам. Могу обещать, что скоро этот конкурент вам мешать не станет. Конкретного человека вы не узнаете. Даже если весь мир будет ходить за мной хвостом. Устраивает?
Требовалось быстро сообразить: не обманет ли борзой, не блеф ли это? Вроде про него самый положительный слух идет: справедливый и на лапу не берет. Прикинув риск, Чех счел его допустимым.
– Какова плата? – спросил он, понимая, что просто так ничего в этом мире не делается.
– Плата вперед, – ответил Ванзаров, наблюдая, как вор пытается понять: это предложение взятки или оборот речи. Все-таки Чех склонился к простому решению и полез за портмоне, выпиравшему из кармана сюртука.
– Извольте, я готов…
– Жаль, господин Чех, что вы так мелко меня цените…
Поняв, что его поймали, Чех и не думал обижаться. Наоборот – заулыбался.
– У каждого своя цена имеется. Вы назовите, может, и осилим как-нибудь…
– Цена моя будет такова… – сказал Ванзаров и нарочно взял паузу, чтобы вор помучился в сомнениях. – Называете мне господ, которые вывернулись из вашего капкана.
– И что еще? – спросил Чех, не веря, что аппетит полицейского на этом успокоится.
– Расскажите, на чем их поймали.
– И это все?
Ванзаров подтвердил: такова его цена.
Цена была столь странной, что Чех вот так сразу не мог согласиться. Он твердо знал: если вор продает дешево, значит, товар опасный, «горячий», брать не следует. Но торговался с ним не вор, а человек, у которого совсем другие понятия. Зачем Ванзарову сдались эти ламдоны
[10]
, Чех понять не мог. Нюхом вора он понимал, что его обводят вокруг пальца, что его самого обманывают, как подвыпившего купчика, что это ловушка, в которую честному вору соваться не следует. Но искушение было слишком велико. И Чех согласился. Они заключили сделку на слово, не пожав рук. Все-таки для обоих это было решительно недопустимо.
– Изволите в алфавитном порядке? – спросил Чех.
– В порядке розыгрыша, – ответил Ванзаров, прекрасно зная, что каждую жертву аферы долго и тщательно изучают, прежде чем поймать и начать сдирать с нее куш.
Заглядывать в записную книжку Чеху не потребовалось. Свои дела он предпочитал держать в голове.
– В конце марта ротмистр Еговицын…
– Поймали на картежном проигрыше?
– Само собой… Далее чиновник Марков из Дворцового управления…
– Любитель слишком уж молоденьких барышень?
Чех выразил восхищение такой проницательностью.
– В конце апреля учитель Таккеля из гимназии…
– Нет версий, – признался Ванзаров.
Чех не без приятности пояснил, что господин учитель обожает доставлять боль, получая от этого эротическое наслаждение, и так в этом переусердствовал, что его жена вынуждена была спасаться от побоев и пыток у родственников. Если об этом узнают в гимназии, он немедленно лишится места.
– А с виду милейший человек, – заметил Ванзаров. – Никогда не скажешь, что в нем бурлят страсти маркиза де Сада.
– Какого сада? – переспросил Чех, думая, что ослышался.
– Неважно. Хуже, что логике такие обстоятельства не заметны… Ведь я подумал: что за странность – ладонь содрана, а вид далеко не спортивный. Занесем в копилку опытных знаний… Это все?
Воровской старшина признал, что возможности его не безграничны.
