Нет, подождите! – улыбнулся Василий взволнованной Наташе, пытавшейся что-то сказать. – Вижу, вы что-то уже поняли.
Вот и я смекнул, что он ищет чего-то и очень даже разумно. Повозился он над щепками с полчаса, потом сел и зарыдал. Рыдал так, как будто у него горе какое страшное случилось. Повыл он, повыл, да и уехал. Я потихоньку выбрался, щепочку от почившего столика забрал – вам показать. И вот…
Наташа, получившая, наконец, возможность говорить, проглатывая от волнения окончания слов и то и дело заправляя за ухо надоедавшую прядь, рассказала о том, что буквально сегодня вечером какой-то старьевщик увез у Феофаны Ивановны вместе со старой мебелью и гарнитурный чайный столик. Думали, что по ошибке.
– Понимаешь, Васенька, значит, этот твой мужик на подводе и есть старьевщик, забравший у Феофаны столик, и получается, что не случайно он это сделал, а вполне намеренно!
Василий нахмурился.
– Вы говорили, что тетушка сама его наняла, а не он к ней мебель просить пришел.
– Да, это так, но старьевщик этот уже неделю в округе околачивается, ненужное, поломанное скупает. После лета почти все дома что-то выбрасывают. Мы вот тоже хотим чердак, наконец, разобрать… И тетушка всем рассказывает, как у нее тесно в доме стало от прадедовских обломков… Может, он специально вокруг вертелся и тетушке глаза мозолил. Вот ей, видимо, и пришло на ум случаем воспользоваться! А тут еще так удачно столик этот из гостиной на веранду перенесли, кстати, тоже странное какое-то совпадение… Ему сказали забрать все, что на веранде находится, – вот он и забрал с чистой совестью. И воровать даже не пришлось.
Наташа замолчала, задумавшись… Сквозь деревья проблескивал свет лампы, горевший в дворницкой. Какая-то ночная птица резво скакала по крыше дома, иногда останавливаясь и издавая нежную, тихую трель…
– Что он… – одновременно заговорили друзья.
– Искал в столике? – закончила Наташа.
Василий пожал плечами и встал, отряхивая пиджак от приставших к нему мелких листиков:
– Не знаю! Все, Наталья, я домой – семь верст пешком идти. Что хотел – рассказал. Странное дело.
– О, да! – с тихим удовлетворением прошептала Наташа, и Василий увидел зажегшийся в глазах Натальи знакомый охотничий огонек.
– Спокойной ночи, барышня! – улыбнулся Вася и, поклонившись, исчез.
Глава третья
Чай у Феофаны. Осмотр мебели и конюшни. Софья Зюм
Утром Наташа встала с намерением вместе с отцом отдать визит графу и навестить Феофану Ивановну. Возможно, и неприлично было это делать на следующий же день, но ничего, не столица. Ей нужно было поспрашивать тетушку про злополучный чайный столик, ну и Орлова, откровенно говоря, тоже хотелось увидеть.
Феофана Ивановна с графом чаевничали на веранде. Утреннее солнце разбивалось на незабудковой скатерти дрожащими пятнами, отражаясь от узкой хрустальной вазы, обнимающей букет садовых роз. От кофейных чашечек с пастельным цветочным узором шел легкий ароматный дымок, который с удовольствием вдыхала Феофана Ивановна, не по возрасту одетая в белое, отороченное нежными лимонными кружевами платье. Опершись на выкрашенные голубой светлой краской перила, стоял граф, также одетый в белое, и раскуривал свою первую за день трубку. Вся эта тихая, неспешная композиция напоминала утреннюю фантазию раннего Моне.
Гостям обрадовались. Саша выглядел сегодня гораздо лучше: он снял повязку с головы и усов. В углах рта тенились ироничные ямочки, которые в сочетании с синими, смотрящими спокойно и умно глазами, дарили впечатление физиономии на редкость обаятельной. Увидев его таким, Наташа невольно вспомнила Ольгины слова: «Байрон, вылитый Байрон».
Граф подвинул стул, помогая ей сесть, тонкий лен рукава скользнул вверх, и нежность ее кожи встретилась с легким прикосновением Сашиных пальцев. Секундная близость – и щекам стало горячо.
«Не хватало еще покраснеть», – подумала она и, чтобы скрыть приступ редкого для нее чувства смущения, быстро заговорила: как жаль, что тетушка вчера не смогла их навестить, что они беспокоилась о ее здоровье, и что-то там еще, еще… Такая болтливость была совершенно не свойственна Наташе, и князь с удивлением смотрел на дочь, а тетушка все пыталась вставить слово. И только граф Саша улыбался безмятежно, поигрывая чайной ложечкой.
«Я молчу, не краснею и не смотрю на графа», – приказала себе Наташа и, немного успокоившись от этого внутреннего внушения, откусила большой кусок от восхитительной теплой булочки с корицей.
Николай Никитич с тетушкой принялись обсуждать вчерашнее происшествие с чайным столиком.
– Да, без столика наш счастливый гарнитур теперь не полон, – вздохнула Феофана Ивановна. – Вы знаете, вещи-то очень дорогие… Этот гарнитур при матушке Екатерине еще моему деду из Франции отписали. По образцу королевских мебелей изготавливали. Спальня еще была, но дед ее не захотел: он у меня скромником был, говорил, не наше это дело в таких кроватях почивать.
Наташа заметила, как уголком рта улыбнулся граф, ей показалось, что при последних словах тетушки он мельком взглянул на нее.
«Да что же это такое! – возмутилась она про себя. – Да как он смеет на меня так смотреть! А с чего это я взяла, что он как-то не так улыбнулся и как-то не так на меня посмотрел?» – было следующей мыслью.
И она смело и прямо взглянула на графа. Тот спокойно жевал бисквит, слушая тетушку, даже не глядя в Наташину сторону. И она, как ни успокаивала себя, покраснела опять и почувствовала, что просто не может сидеть на месте. Захотелось вскочить и несколько раз пробежаться вокруг дома, дабы поуспокоиться, но, прекрасно понимая, сколь необычен будет такой променад, она попросила, не очень-то вежливо перебивая старушку:
– Феофана Ивановна, позвольте мне посмотреть на гостиную? Сколько раз была в ней и не знала, что такая необыкновенная мебель там стоит.
– Конечно, милая, – улыбнулась Феофана, – кликни заодно Дуняшу, пусть еще бисквита принесет.
– Я провожу вас, – встал граф.
И Наташа даже расстроилась – хотела ведь одна побыть. Над загадкой пропавшего и изрубленного столика подумать… Но граф с такой готовностью и простотой предложил ей руку, что она смирилась и даже немного успокоилась.
Саша распахнул перед ней витражные двери гостиной и пропустил вперед. Глядя на Наташин затылок, он спрашивал себя, не тяжело ли при такой хрупкой и нежной шее нести всю эту массу волос. И как это женщины справляются с таким их количеством. Затягивают, вот как у Наташи сейчас, в тугой тяжелый узел. Должно быть, му́ка…
Меблировка гостиной состояла сплошь из вещей красного дерева: величественные, под потолок, часы, гулко отбившие полчаса после полудня. Секретер со множеством маленьких и больших ящичков, изукрашенных узорами из чеканной золоченой бронзы, две стеклянные горки с фигурками и посудой из серебра – Наташа обратила внимание, что одна странная серебряная пучеглазая лягушка была представлена отчего то аж в трех копиях… Глубокий диван, обшитый полосами малинового бархата, на столике перед диваном – керосиновая лампа в виде фарфоровой вазы, видимо подарок графа – Наташа не помнила, чтобы такая раньше была у тетушки. Пара кресел и несколько стульев были последними дополнениями к обстановке. На одной из стен, обитых светло-коричневым с золотыми разводами кретоном, висел большой гобелен в раме из того же красного дерева. Картина изображала пастушью сценку – розовощекие молодые люди танцевали в лесу на полянке. Наталье вспомнился ее давешний сон про танцующего графа, и, чтобы не засмеяться, она поспешила спросить:
