Перед мраморным крыльцом парадного входа в четырёхэтажный особняк с многочисленными колоннами красовался великолепный фонтан, в центре которого обнажённую статую Афродиты фривольно обнимал древнегреческий Пан с козлиными ногами и бородкой. Причудливые карнизы и наличники окон были украшены львиными головами и разнообразными фронтончиками по мотивам французского рококо. На балюстраде крыши были выстроены грозные готические статуи, диссонирующие с внешним великолепием отделки фасада здания в стиле елизаветинского барокко. «Среди этих страшилищ удобно было бы снайпера расположить», – почему-то подумал Гулидов. Внешним убранством рвачёвская резиденция уж больно напоминала слегка уменьшенную, обрезанную по краям копию петербургского Зимнего дворца.
Викентий Илларионович Рвачёв, известный в банковских кругах по кличке Лариончик, считал себя выходцем из древнего графского рода Рачинских. По версии банкира, из-за боязни преследования со стороны революционной власти рабочих и крестьян потомки знатной фамилии сменили её на нынешнюю, менее благозвучную. Установить доподлинно сиё дворянское родство было невозможно из-за отсутствия источников или хотя бы свидетельств дальних родственников, оставшихся в живых. Поэтому опровергнуть утверждение банкира никто и не пытался. Рвачёв всячески подчёркивал своё особенное происхождение, изобрёл даже фамильный герб, не претендующий на оригинальность: два льва, увенчанные коронами, удерживают щит, на котором выбито известное латинское выражение Pecunia non olet
[21]
, приписываемое императору Веспасиану. К множеству недостатков, обычных для людей, сидящих в прямом смысле на хранилищах с золотом и мешками банкнот, у него было единственное положительное качество, к которому люди сносно относятся, – Рвачёв любил деньги. И они отвечали ему взаимностью. Что это была за любовь: по рождению, карме или какому-то особому чутью, везению – устанавливать было бессмысленно. Казалось бы, высади Рвачёва в пустыне, так он и там создаст среди местных зверушек кассу взаимопомощи, которая через год превратится во вполне себе сносный банк, ссуживающий баксы бедуинам за пользование особым, экологически чистым и благотворно влияющим на здоровье песком с ближайшего бархана. Или же начнёт брать деньги за прокат верблюдов для вечерних прогулок по специальному маршруту, сулящему удачу, под сенью уходящего за горизонт раскалённого солнечного диска. Был ли он евреем, коим приписывают многочисленные чудеса по превращению навоза в злато, а мусора в деньги? Да вроде нет. Типичная физиогномика рядового деревенского повесы из-под Рязани: узколицый брюнет с чуть раскосыми глазами, невысоким лбом и курносым носом. Говорят, обычно людям с таким нордическим типом лица несвойственны торгашество, предательство и обман. В случае с Рвачёвым всё выходило как раз наоборот.
Знал бы Гулидов в начале своей карьеры, что за финансовый гений дремлет в этом неприметном на вид пареньке, отличающемся от сверстников разве что склонностью к демагогии да небольшой шепелявостью, не стал бы дважды отказываться от его предложения поработать с ним в банке. Но это дело прошлое. Сейчас они оказались по разные стороны баррикад…
Гулидова впустили в просторную залу. Среди дорогих картин, тяжёлых портьер, росписей и зеркал он не сразу различил с любопытством взирающих на него гостей, упрятавших свои тяжёлые телеса в глубокие кресла с высокими закругляющимися спинками, выступающими вперёд на уровне лица.
– Разрешите представить вам, господа, моего давнего приятеля Гулидова, нашего медиагуру, волшебника-самоучку, бля, обеспечивающего нам молниеносно-победную избирательную кампанию! – Рвачёв по-приятельски похлопал вошедшего приятеля на спине, но руки не подал.
«Отчёт держать будешь. А о том, что стряслось, пока ни гу-гу, не в этом кругу. С глазу на глаз переговорим», – прошептал он.
Так как сидящих перед ним частенько показывали в теленовостях и в передачах с криминальным уклоном, Гулидову не составляло труда узнать в присутствующих «звёзд» национального эфира. В одном из кресел восседал всегда скучающий, с кислым выражением лица банкир Нипорукин. Рядом с ним – по-царски величественный бывший сенатор и президент «Международного промышленного банка развития корпораций» Пузачёв, потрясающий окладистой бородой. Ближе к окну – находящийся в международном розыске беглый министр финансов Московской области Карманов.
– Здрасьте вам, – без энтузиазма поприветствовал он честную компанию.
Банкиры в ответ соизволили слегка кивнуть головами, обременёнными заботой о сохранении своих капиталов и радением за судьбу отечества.
– Ну-с, начинай, бля! – поторопил его Рвачёв.
– Хочу сразу предостеречь: денег больше не дадим, и так потратились на Евромайдан сверх лимита. Знаю я вашего брата, – подал голос Нипорукин.
– Вот-вот, – поддакнул Пузачёв.
– Я не за деньгами явился. За правдой.
– Ха-ха, – разразился гомерическим гоготом Карманов, – вот уж насмешил, голубчик! «За правдой»! Ха-ха-ха! Правда – она по нынешним временам дорого стоит. Не по Сеньке шапка! Бери ниже – проживёшь дольше.
– Постой, уважаемый! – урезонил банкира Рвачёв. – О чём речь, старина?
– Мне совершенно ясно, что вы затеяли грязную игру. Ставка в ней – целостность государства. Да и бабло в кампанию вы не своё вкладываете, а забугорное. Разве не правда?
– А вас не учили, молодой человек, что считать деньги в чужом кармане дело постыдное? – вскипел Пузачёв. – Ты кого привёл, Викентий? Опять с быдлом связался? Ты всё поставленное нами на кон спалить хочешь? Я отказываюсь слушать этого мерзавца! Гони его взашей!
– Справедливо, – поддакнул Нипорукин и попытался отхлебнуть виски из широкого стакана, но поперхнулся кусочком льда и закашлялся.
Пока приводили в чувство раскрасневшегося от распирающего кашля бывшего президента алмазной компании «АТОКА», Рвачёв в бешенстве, страшно вращая глазами, вытолкнул Гулидова в соседнюю комнату и оставил под присмотром охранника.
Возвращения Рвачёва пришлось ждать долго. Заговорщики совещались. Подслушать, о чём они говорили, не представлялось возможным. Пришлось разглядывать убранство апартаментов. Внимание Гулидова привлёк камин с порталом из нефрита, украшенный вырезанными фигурками людей, исполняющих причудливые па из «Камасутры». Когда глаза немного привыкли к блеску позолоты и зеркал, он уже смог разобрать, что сцены соития мужчины и женщины изображены практически везде: на картинах, потолке, обоях, диванных подушках, обивке кресел. Можно было только удивляться фантазии художников, создавших такое обилие интимных сцен и позиций.
– Изволь объясниться! Бля! Ты уже, можно сказать, стал членом команды, и такое отчебучиваешь, – начал неприятный разговор Рвачёв. – Какая муха тебя укусила? Бля! Ты же не пассионарий какой-то. Или с перепоя ты в неадеквате?
– Нет уж, дудки, в шайку к тебе я не нанимался, – решил не оправдываться Гулидов. – По закону действовать или дыры в нём использовать – всегда пожалуйста, а тут криминал в государственном масштабе!
