«Один удар о такое препятствие — и пожалуйста, всадник, то есть всадница, останется без головы, а на плечах у нее будет студень с макаронами», — подумал Глеб и что есть силы ударил лошадь каблуками в бока. Конь наддал хода, и Панов успел подхватить падающую наездницу, одновременно удерживая другой рукой за узду ее лошадь.
С трудом высвободив ногу девушки в полутуфле из капкана стремени, Глеб опустил владелицу модной обувки, находившуюся в полуобморочно-невменяемом состоянии, на землю и увидел, что весь ее живот залит кровью. Нужно было, не теряя времени, остановить кровотечение, и Панов стал осматривать пострадавшую, но на животе никакой раны не обнаружил. Пришлось освободить от лифчика и вторую ее грудь, но и та оказалась целехонькой и красивой, как и ее ранее уже свободная соседка. Приподняв бесчувственное тело под мышки, Глеб осмотрел спину страдалицы, но кроме того, что и там кожа была такой же белой, нежной и бархатистой, как на животе и груди, он ничего больше не увидел. Предположив, что в таком случае ранение следует искать где-то значительно ниже пупка и кровь на живот натекла из-под галифе-лосин, самодеятельный брат милосердия уже собирался снять со своей прекрасной пациентки ее экзотические брюки, и так уже державшиеся на ней исключительно за счет очаровательно округленных бедер, но окровавленная жертва вдруг очнулась, открыла большие голубые глаза и жалобно пропищала:
— Уби-и-и-ли…
«Так вот что обозначало ее “и-и-и…”», — догадался Глеб и поспешил успокоить бедняжку:
— Да не убили вас, не убили, вы ранены, только не пойму куда. Сейчас увидим, — и Глеб попытался расстегнуть элегантную застежку лосино-галифе.
Но девушка уже окончательно пришла в себя и отвела руку самозваного медика:
— Это Никиту убили! Там! — она указала в сторону развилки. — Уби-и-ли! — опять закричала Юлия и залилась слезами.
Панов не успел ничего ответить: раздался бешеный конский топот, и над ним нависла вся в пене конская морда, а со взмыленной лошади на пикантную парочку с изумлением и испугом смотрел охранник Артемов, отправленный Новиковым вслед за Юлией и Никитой. Удивляться и пугаться было чему… Обнаженная хозяйская дочка полулежала на коленях новонанятого работника, и тот явно готовился совлечь с нее последние покровы.
— Убили?! — в ужасе вскрикнул охранник, глядя на испачканное кровью девичье тело.
— Не ее, — объяснил Глеб. — Она говорит, что-то случилось с Никитой, а у девушки только ранение, где-то здесь, — и Панов указал на спущенные согласно моде пониже пупка лосино-галифе, целомудренно отводя указательный палец несколько в сторону от пупковой вертикали.
— Никиту убили! — снова истерически запричитала Юлия. — Там! У озера!
— Перевяжи ее, а я к озеру, — Артемов повернул своего коня и умчался назад. «Он от развилки тоже поскакал не той дорогой, но успел проехать гораздо дальше, а повернул обратно, как и я, услышав выстрелы», — догадался Глеб.
— Успокойтесь, — обратился он к плачущей девушке, — самое страшное уже позади, вы в безопасности: я вооружен и смогу вас защитить. Но необходимо остановить кровотечение, и, извините, стыдливость сейчас неуместна, — и Панов, решительно преодолев слабое сопротивление истекающей кровью жертвы, расстегнул застежку и спустил с Юлии ее лосино-галифе.
Никакого иного ранения, кроме нанесенного стрелой амура в его собственное сердце, пока он разглядывал очень красивое девичье тело, едва прикрытое узкими кружевными трусиками, и там не обнаружилось.
— Вы не ранены? Откуда же кровь? — спросил удивленно Панов, хотя уже и сам понял откуда.
— Это кровь Никиты! Зачем вы меня раздели? — всхлипывая, возмущалась Юлия. — Пустите меня, помогать нужно Никите!
— Извините, но лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть, — возразил Глеб, помогая девушке подняться с земли. — А если бы вас действительно ранили и вы истекли кровью? Хорошо, что опасения не подтвердились. А одежда… Вот ваш лифчик, — и Панов, подняв принадлежность женского туалета с оторванной бретелькой, вежливо протянул его Юлии.
Тут только девушка заметила, что, подтягивая узкие лосины, стоит перед мужчиной топлес, и прикрыла грудь одной рукой, другой продолжая натягивать тесную одежку на округлые бедра.
— Вам помочь? — предложил свои услуги деликатный кавалер, видя тщетные усилия Юлии втиснуть в лосиновые тиски свой очень соблазнительный и тоже довольно округлый зад.
— Не надо мне помогать! — огрызнулась, хотя все еще сквозь слезы, девушка. — Лучше отвернитесь и не смотрите на меня. И поезжайте туда, к Никите!
— Совсем не смотреть не могу, — объяснил Панов. — Охраняющий обязан контролировать всю территорию вокруг объекта на триста шестьдесят градусов. Наденьте лучше мою куртку, — Глеб снял с себя легкую ветровку, которую носил больше для того, чтобы прикрывать кобуру с пистолетом под мышкой. — А на место происшествия я поеду, когда передам вас из рук в руки охране. Объясните, кстати, как проехать к озеру, иначе я опять заплутаю в вашем лесу.
Объяснений Глеб попросил, чтобы перевести внимание Юлии на нейтральную тему и этим помочь ей выйти из стрессового состояния. Психологический прием вроде удался, и пока девушка объясняла, как добраться до озера, она немного пришла в себя и даже обиженно заметила напоследок, что она не вещь, чтобы ее передавать. Но как тут же выяснилось, ее относительное успокоение оказалось лишь обманчивой прелюдией к нервному срыву: и стеснялась, и объясняла, и обижалась Юлия на автопилоте. Из ее глаз снова хлынули слезы, лицо побледнело, с жалобным писком «уби-и-и…» она стала заваливаться набок. Глебу снова пришлось укладывать впавшую в обморочную прострацию девушку на свои колени. За неимением нашатырного спирта он попытался привести ее в чувство легкими похлопываниями по щекам, но еще недавно такая обидчивая Юлия теперь никак не реагировала хоть и на деликатные, но все же оплеухи. Реанимационные усилия Панова прервал треск мотоциклетного двигателя. По просеке со стороны никандровских владений, подпрыгивая на колдобинах и лавируя между пнями, мчался квадроцикл. Обдав Панова и бесчувственную Юлию густой бензиновой вонью, квадроцикл подрулил к горькой парочке. В водителе машины Глеб с трудом узнал Новикова, потому что на бедняге буквально не было лица. Видно, Артемов уже проинформировал по мобильному своего шефа о случившемся несчастье. Увидев кровь под распахнувшейся на Юлии пановской ветровкой, Новиков, и так бледный как мел, аж посерел и, тоже будто впадая в прострацию, только и смог прошептать:
— Умерла?
— Жива, жива! — успокоил его Панов. — Даже не ранена, всего лишь обморок. Может, вместо нашатыря вонь от твоего квадроцикла поможет ей очнуться?
— А что с Никитой?
Ответом Новикову был тихий стон, слетевший с губ несчастной Юлии. А Глеб лишь пожал плечами. Тут же пановскую пантомиму прокомментировали звуки выстрелов, донесшихся с той стороны, куда ускакал на своем лихом коне Артемов.
— Ты помоги девушке, а я поеду выясню, что с Никитой, и помогу Артемову, — Глеб поднял со своих коленей драгоценную бесчувственную ношу и переложил ее на трясущиеся руки Новикова, затем вскочил на лошадь и понесся к озеру.
