— Частный сектор — это мелочь?! — возмутился Горюнов. — Рахитичная?! А ты знаешь, что доисторические люди-частники загоняли глупых мамонтов в овраги, а потом лакомились их мясом?! Они и твоего страхозавра так же загоняли! У него туша-то здоровая, а мозги как у курицы! Поэтому эти гигантские рептилии, или как они там назывались, и вымерли! А люди с их частной инициативой и собственностью живут и процветают, — тут Горюнов замялся и уже менее уверенно уточнил: — Или когда-нибудь будут процветать.
— Во-первых, — возразил Панов, — людей в Юрский период еще не было, даже неандертальцев. В лучшем случае тогда жили прямоходящие всеядные обезьяны.
— Некоторые особи этой тупиковой ветви сохранились и по сей день, — уверенно констатировал Горюнов.
— Такая гипотеза всего лишь имеет право на существование, — более осторожный Панов старался избегать категоричных утверждений. — В условиях наибольшего благоприятствования возможны самые невероятные метаморфозы. Например, семена злаков, замороженные еще в ледниковый период тысячи лет назад и в наши дни помещенные в тепличную атмосферу, вдруг оживали, прорастали и давали потомство. С другой стороны, не исключен и феномен попятного развития, так сказать — контрразвития. Но и тут необходима тепличная атмосфера. Впрочем, не будем отклоняться от обсуждаемой нами темы. Ты утверждал, что прямоходящие всеядные обезьяны загоняли страхозавра к обрыву, как мамонта? Но это невозможно! От загоняльщиков осталось бы только мокрое место! И с мамонтами ты тираннодинострахозавра не сравнивай. Может, он мамонтами только и питался. Они для него были как кролики. И мозгов у него имелось хоть и не много, но для благополучного существования вполне достаточно. Кого и где есть он соображал? Соображал! Пищу нормально переваривал и от шлаков освобождался? В полной мере! С воспроизводством потомства тоже был полный порядок. А вымер он не от отсутствия присутствия мозгов и даже не из-за длинной шеи. Ведь тысячи лет страхозавр с этими куцыми мозгами и длинной шеей прекрасно жил и благоденствовал. А потом вдруг начались сбои при передаче сигналов от мозгов к ногам и другим частям тела. Глаза видят, что мамонт побежал налево. Мозг командует ногам: «Держи влево!» А пока сигнал идет от мозга по шее, команда искажается, и страхозавр поворачивает наоборот направо. Это не такая уж беда, если местность вокруг непересеченная. Фауна в Юрский период была богатая: один мамонт убежал, поймает и съест другого. А вот если справа овраг?! Такой великанище с обрыва сверзится — кранты всем: и тем, кто внизу пасется, и ему самому. Все эти неприятности начались после того, как на шею страхозавру насели всякие там вирусы, микробы, бактерии и бациллы. Шея-то у гиганта была здоровенная, толстенная и длиннейшая — всем места хватило. Устроились на ней незваные гости с комфортом, тут для них и стол, и дом. Стали кушать с аппетитом, потом жрать, нарушая правила приличного поведения за столом, и обнаглели до того, что прогрызлись внутрь, облепили все нервные волокна и давай искажать команды, поступающие из кури… то есть страхозавриного мозга, провоцируя древнеюрского богатыря на неадекватные поступки. Вот оттого тираннодинострахозавры и вымерли, а вовсе не потому, что мозги у них были с горошину.
— Аллегории твои понятны, — усмехнулся Горюнов. — Микробы — это финансисты-аферисты, непревзойденные мастера выгодных для их кошельков банкротств и дефолтов. Бактерии — рецидивисты — специалисты по доведению граждан до обалдения при оформлении и до прострации при регистрации любых их отношений друг с другом и государством. Вирусы — либеральные бизнес-политэкономисты широкого профиля, эксперты по всем вопросам с прекрасным знанием арифметики. Они в уме легко умножают пять на два (пятую колонну на второе гражданство), вычитают миллиарды из российской экономики, делят эти миллиарды с нужными людьми и остаток прибавляют к своим счетам в швейцарских банках. Не пойму только, что это за бациллы? Уж не намекаешь ли ты на прав человеков защитников?
— Прав человеков защитники — бациллы?! Да как ты мог такое подумать?! Да как у тебя язык повернулся такое сказать?! — Панов чуть не задохнулся от возмущения. — Прав человеков защитники кроме уважения достойны лишь почтения, восхищения и преклонения! Но, возможно, ты имел в виду прав нечеловеков, то есть нелюдей, защитников? Тогда твои подозрения не лишены оснований.
— Прав человеков защитники, прав нечеловеков защитники — как их различишь?
— Очень даже просто различишь! Прав нечеловеков, то есть нелюдей, возможно, реликтовых прямоходящих всеядных обезьян, защитники живут счастливо и беззаботно, как птички Бушевы, клюют зернышки с ладошки, не пашут, не сеют, не жнут, а сыты и небедны бывают, потому что гранты получают. А прав человеков защитники, если чего и получают, так только полицейской дубинкой по кумполу и бандитской битой по всем частям тела.
Глеб еще долго возмущался: как можно путать защитников прав человеков с защитниками прав нечеловеков?! Горюнов оправдывался: мол, по телевизору он постоянно видел только радетелей за права нечеловеков, поэтому по наивности полагал, что других защитников прав вообще не бывает. За этими спорами-разговорами Панов упустил из виду главное: не успел объяснить другу важность приоритетной роли государства по сравнению с частным бизнесом. А ведь авторитетными учеными установлено и мировой практикой подтверждено, что за триста процентов прибыли частник-бизнесмен мать родную зарежет и ее мясо пустит на колбасу. Государство должно поумерить его пыл, а предприимчивость и энергию направить в полезное для него и общества и безопасное для его мамы и прочих граждан русло. Если бы перед мысленным взором Горюнова всегда стояла эта трехсотпроцентная пикантная колбаса, он ни за что не стал бы присваивать отнятые у афериста, а аферистом украденные у другого афериста, а тем аферистом ужуленные у доверчивых сограждан доллары. Пусть в этом случае прибыль Горюнова по сравнению с его зарплатой и достигала даже не трехсот, а многих тысяч процентов — это его не оправдывает. Хотя кое-что объясняет.
В годы ускорения руководящего и направляющего идиотизма и кооперативно-спекулятивного хапка началась эрозия гражданского сознания, а в девяностые, ревущие от алкогольного психоза и радостно визжащие от возможности безнаказанно разворовывать государственное достояние, окончательно сгнили и обрушились нравственные устои общества. И не нашлось ни единого выдающегося политического деятеля из идущих впереди (как там по-чингисханбатыевски звучит «идущий впереди»?) и ведущих за собой сограждан по пути прогресса, кто не только бы призвал и воззвал (таких хватало), но, главное, сам стал бы примером, образцом и знаменем всеобщего морального возрождения. А ведь это был гражданский долг не только сверхкрасноречивых, но даже и косноязычно-красноречивых лидеров. Да и совсем косноязычных тоже! Даже в детском стишке говорится: «Тот, кто громче всех орет, тот пускай идет вперед!» В прошлом такие прецеденты бывали нередки. Например, некий адмирал поднял на фок-мачте сигнал «Делай, как я!» — и помчал свой фрегат, вспенивая волны, на вражеские корабли. А за ним и вся его победоносная эскадра. Другой, уже сухопутный военачальник, после очередной блистательной победы докладывал начальству: «Слава Богу, слава вам, Туртукай взят, и я там!» А потомков просил брать его положительный пример.
