Мурад Чигириев был когда-то обычным школьным учителем физкультуры. В молодости он занимался классической, или, как теперь ее стали называть, греко-римской, борьбой. Особых успехов в спорте он не добился и, окончив среднее педагогическое училище, стал работать в школе. Перестройка взбудоражила молодого еще «педагога». В самом начале девяностых он бросил учительствовать, сколотил отряд из нескольких десятков бывших борцов и принял живейшее участие в абхазской войне. Там он прославился как садист и убийца. Весь мир обошла фотография, запечатлевшая его, торжествующего, с отрубленной головой грузинского подростка в руках. Но к власти в родной республике его не допустили — тейпом своим не вышел. Во главе ичкерийского отечества оказались «политики» из других родов. И пошел Мурад Чигириев в бизнес. В своей коммерческой деятельности этот «педагог» использовал все те же понятные ему методы.
Итак, Машу с матерью бывшие ученики господина Чигириева усадили рядом с будущими владельцами элеватора. Как поведал мне Али-Хассан, тех было трое: два белобородых беззубых старика-инвалида, потерявших здоровье и рассудок еще в годы сталинской депортации, и одна пожилая вдова, лишившаяся во время недавнего артобстрела села и мужа, и дома, и всего своего убогого имущества. Акции с матери и дочери Тупицыных переписывались в обмен на смехотворную номинальную сумму и еще… на жизнь, сохранить которую «благодетель» им пообещал.
Однако местное управление ФСБ знало о предстоящей сделке и соответствующим образом подготовилось. Информация дошла до них из разных источников. Когда дрожащая от страха Фарида Маратовна протянула свой паспорт сидящему напротив молодому человеку, тот поинтересовался, где сейчас находится уважаемый супруг желающего продать свою долю акционера. Оказалось, что люди Чигириева не учли, что законный супруг владельца пакета акций также должен поставить свою подпись под договором. Еще хуже оказались дела у Маши. Едва заглянув в ее паспорт, ей объявили, что она разыскивается по подозрению в мошенничестве, подделке документов и… хищении ребенка. То, что Маша арестована, объявил уже другой молодой человек в штатском, подошедший к столу «регистратора».
— Что ж поделаешь, уважаемые! — обратился регистратор к собравшимся возле его стола «покупателям» и «сопровождающим их лицам». — Придется вам подождать с приобретением акций до полного выяснения обстоятельств!
На стоящего в некотором отдалении Мурада Чигириева никто даже не посмотрел. Он не был участником сорвавшейся сделки и мог только скрежетать зубами. Поняв, что делать ему тут более нечего, бандит спустился, сел в свой «Мерседес» и помчался в сторону Староднепровского райцентра. Он знал, что никто его не остановит…
Итак, Машу посадили в КПЗ. Маленького Тао оставили под присмотром ждать меня в областной детской больнице. Фарида Тупицына исчезла. Возможно, она убежала и спряталась где-то в Волгограде, а возможно, ее уже везли назад в Ртищево, чтобы забрать оттуда оказавшегося столь необходимым ее супруга.
Господин Култыгов должен был ехать в эти края не только по моим делам. Обстановка становилась столь взрывоопасной, что, по мнению компетентных организаций, вот-вот мог наступить взрыв. Центральная власть кровопролития в Волгоградской области не желала, а местная опасалась, что контролировать обстановку уже не сможет. Задача Али-Хассана состояла в том, чтобы в одном лице стать представителем власти для одних, соплеменником и даже в какой-то степени родственником для других и, главное, оставаться при этом дипломатом.
— Но основная моя задача, — сообщил он перед тем, как меня покинуть, — вернуться живым и здоровым к жене и детям. Это непросто! Но обычно я справляюсь. Вам же, уважаемая, напрягаться для этого не придется. Вы обернетесь туда и обратно за полдня. Из Волгограда вам уже куплен билет на регулярный рейс. Я не успею еще добраться до первого в моем списке райцентра, а вы уже будете купать малыша в своей ванночке.
«Кстати! А где у меня ванночка-то?» — подумала я, закрывая дверь за обаятельным дипломатом.
И вдруг я осознала, что уже послезавтра все мои беды кончатся. Я не буду таиться и помчусь с моим Маленьким Тао уже не сюда, в квартиру, а в свой новый дом. Я увижу Дашу и маму! Я покажу им свою гордость — сына, с которым столько разговаривала там, на берегу Индийского океана, и которого сама ни разу не видела, даже в тот момент, когда его вытащили из моего чрева. Я обниму их всех, моих самых родных и любимых! Как я мечтала об этом! А потом уже мы будем решать, что делать с работой и деньгами, где и как жить. Все на свете — такая ерунда, если мы окажемся все вместе!
«Чай обычный»
и не только
На следующий день Ирина приходила ко мне дважды — утром и вечером. Практически безо всяких лекарств ей удалось привести меня в порядок. Мастит был побежден, и я надеялась, что уже с завтрашнего дня смогу сама кормить моего мальчика.
Я сама из дома не выходила, но к одиннадцати утра Анита привезла чрезвычайно взволнованного Лалита. Еще вчера, по возвращении с «гулянки», индус узнал от нее о гибели своего несостоявшегося партнера, отчего моментально протрезвел. Практически всю ночь он провел за телефонными переговорами, и в том числе общался с нашим общим другом и партнером Семеном. На встречу с ним индус решил вылететь следующим утром. Семен ждал в Женеве. Лалит сказал, что Семен не только передал мне огромный привет, но и высказал пожелание увидеться всем вместе. Лалит объяснил ему, что это, увы, невозможно, так как я занята решением важнейшей для меня проблемы и к тому же мне требуется какое-то время для получения швейцарской визы. Семен пообещал, что позвонит мне вечером и обсудит время и место нашей встречи, которая, как он надеется, все равно должна произойти в самое ближайшее время.
Я в очередной раз была потрясена и тронута заботой этого человека. По большому счету, я являлась для него исключительно обузой. Они могли с Лалитом спокойно продолжать работать и без меня. Наличие моего офшора, и даже его названия, не было столь принципиальным. Однако Семен зарегистрировал имя нашей фирмы как торговую марку и обратился ко мне с предложением сместить Егерева, занимающего формально должность генерального директора, с его поста. Сделать это не составляло никаких проблем, учитывая то, что у меня был контрольный пакет акций. Мы договорились уволить Егерева немедленно после того, как я вывезу свое семейство из Москвы и мы все почувствуем себя в безопасности.
Лалит сообщил мне, что он, разумеется, закрывает тему экспорта зерна из России, так как осознает, что и этот бизнес тоже является здесь бандитским и неуправляемым. А учитывая изменения, произошедшие в нашей компании, он вообще прекращает отныне здесь все свои дела и приложит дополнительные усилия к тому, чтобы перед Егеревым закрылся индийский рынок.
— И чай свой пусть берут в Цейлоне, на Шри-Ланке, — сказал он, вглядываясь в стоящую у меня на полке «Чалму Сингха».
И тут у меня появилась идея:
— Лалит! У меня есть для вас работа!
— Работа для меня у всех есть, уважаемая! А будет ли за эту работу оплата? Вот в чем вопрос! — засмеялся брахман.
