На том и расстались. Дуня осторожно выглянула из палатки: нет ли поблизости Додика? Не то чтобы она его боялась, просто противно было смотреть на его мерзкую рожу. Но горизонт был чист от криминала. Дуня села в подаренную покойным Никитой «тойоту» и уехала по своим молодым делам. А у Панова служебных дел в Разнесенске не осталось, но он добровольно принял на себя моральные обязательства перед пенсионером-оппозиционером с шишкой на голове и подбитым глазом, который с искренним недоумением его спросил, неужели он думает, что наркотиками можно торговать без ведома полиции. Если Глеб делом не отреагирует на его слова, пенсионер всем знакомым и незнакомым станет говорить:
— Сообщил муровцу, что у нас торгуют наркотиками, — и ничего! Как торговали, так и торгуют. Значит, и МУР такой же, как вся полиция!
Вот так авторитет МУРа и подрывается!
Чтобы в меру сил противодействовать очернению родного ведомства, Панов поехал в местный ГОВД. Давешнего полковника на месте не было: уехал на совещание, как пояснил дежурный. Ну, погода хорошая, наверное, совещается где-нибудь на речке с карасями и бутылочкой белой. Но Глеба принял один из замов самого, майор, коренастый, в годах и со шрамом на щеке. Наверное, тоже побывал в горячей точке. Молча выслушав гневный монолог Панова, закончившийся возмущенным вопросом:
— Неужели вы не в состоянии прищучить этого Додика с его бандой наркодилеров? Позор! Граждане напрямую обвиняют полицию Разнесенска в крышевании наркоторговли!
Майор вдруг встал из-за стола, вытянул руку в направлении Глеба и на манер известного плакатного персонажа вопросил, только не «ты вступил туда-то?», а еще более грозно:
— Ты коррупционер?
Глеб хотел было гневно отринуть нелепое обвинение, но прикусил язык: вспомнил, что не написал рапорт на заключавшего позорную сделку с мошенником капитана Горюнова, покрыл друга-коррупционера, значит, и сам коррупционер.
Но майор, не дожидаясь, когда Панов разродится ответом, конкретизировал вопрос:
— Ты взятки берешь? Бандитов крышуешь? От наркодилеров долю имеешь?
— Нет! Нет! Нет! — возмущенно замахал руками Панов.
— Вот и я нет, — вдруг спокойно сообщил майор и, убрав указующий перст, снова уселся за стол. — И везде, по всем регионам, таких порядочных людей, как мы с тобой, в полиции много. Есть честные люди и среди начальников ГОВД и РОВД! А наркомафия цветет и пахнет по всей России — и где честные полицейские, и где нечестные. Может, только где-то немножко больше, где-то немножко меньше.
Видя, что его речь не очень удовлетворила столичного гостя, майор пообещал:
— Ладно, проведем мы облаву, погоняем нарковшивоту. Но честно предупреждаю: Додика мы вряд ли сумеем зацепить. У него больше разрешенной дозы наркотиков не обнаружишь. А что деньги ему передают — адвокаты отмажут: мол, долги собирал. Может, посадим одного-другого торчка, что подтаскивают ему наркотики, если они по дури сразу понесут больше разрешенного законом. Только проку от этого не будет никакого. Так, предъявим для отчета: «Борьба с наркоманией ведётся!» — Удовлетворив таким образом требовательного визитера, майор затронул более интересующую его тему: — Я слышал, ты специально к нам приехал, чтобы найти родственников олигарха Артюнянца? Как, нашел?
— Нашел, — буркнул Панов. Он понимал, что майор пообещал ему хвост от редьки, но что сделать нечто большее не в его майорской власти, тоже было понятно.
— И кто же это? — не обращая внимания на недовольней тон Панова, настырничал майор.
— Ирина Степановна Артюнянц, бывшая Федотова, предпринимательница, и ее дочь Авдотья Афанасьевна Артюнянц, тоже бывшая Федотова, студентка вуза.
— Никакая твоя Ирина Степановна не родственница Артюнянцу. Ее девичья фамилия Подосинкина, я проверял, — разочарованно вздохнул майор.
— В том-то и фишка, что Подосинкины оказались родственниками Артюнянцев. И эта самая Авдотья Афанасьевна, проще — Дуня, часто гостит в имении Артюнянцев, дружит с дочерью хозяина имения — Анжелой. Анжела представила Дуню отцу и объяснила ему, что мама Дуни — урожденная Подосинкина. И Юрий Борисович Артюнянц своим последующим поведением фактически подтвердил, что признает это родство.
— Вот это да! — ахнул майор. — А я-то! А мы-то! Послушай, не в службу, а в дружбу, ведь я пошел тебе навстречу. Что тебе стоит, ведь ты нашему начальству не подчинен. Сейчас здесь, а через час уехал, и плевать тебе на наше начальство с Петровки, 38! А мне с ним жить и работать. Так позволь мне присвоить лавры твоего открытия себе. Что это я вследствие тонкой оперативной разработки установил такой факт! А?!
— Да ради бога! — махнул рукой Панов.
— Вот спасибо! — засуетился майор. — Но я тоже в долгу не останусь! У нас в КПЗ сидит один парнишка, семнадцатилетний, Маратом его зовут. Он последние три месяца торговал наркотой в Малинской. А у Никандровых похитили сына, я слышал, тоже ребенок — золото. Наверное, тебя озаботили и этим похищением?
— Еще как озаботили! — встрепенулся Панов.
— Тогда ты поговори с нашим Маратиком, пока мы его не отпустили. Пригрози, что увезешь его в Москву, в Бутырку. Может, он тебе чего по делу о похищении никандровского отпрыска расскажет.
— Я что-то не врубаюсь, — прервал Панов словоохотливого майора. — Вы следили за наркодилером три месяца, потом арестовали — значит, взяли с поличным, с какого бодуна его отпускать?
— Тут вот какое дело… Паренек этот — сын нашей сотрудницы, Ольги Леонидовны Манцуры, подполковник она по званию. Много лет она у нас проработала и жила неподалеку. Хорошим была сотрудником, а личная жизнь не сложилась: с мужем разошлась и осталась, как говорится мать-одиночка. Ни родственников, ни бабок-дедок не осталось, чтобы за ребенком приглядывали. Вот этот Маратик еще совсем маленьким у нас под ногами частенько шмыгал, всех дядями называл… Ласковый был мальчик. А потом вырос — мать-то все время на работе, недоглядела — он и подсел на наркотики. А когда Ольга спохватилась, поздно уже о прическе было думать, когда головы нет! Только мать есть мать, и в отношении своего ребенка никогда не признает даже очевидных фактов, все надеется на лучшее! А сынок разлюбезный сначала воровал дома деньги, пока мать не поняла, в чем дело, и не стала хранить зарплату в сейфе на работе. Тогда парень перешел на вещи и все ценное вынес из дома, что мать не успела спрятать по соседям и на работе. Теплые сапоги, Ольга недавно плакалась, в последний момент едва успела вырвать у сыночка из рук. А то зимой и ходить-то было бы не в чем. Но деньги на хозяйственные расходы приходится держать при себе, в сумочке. Так Ольга дома эту сумочку из рук не выпускает, а на ночь кладет себе под подушку. Даже ночью — встает по нужде, сумочку несет с собой в туалет. А раз забыла взять — и все, денег нет. Хлеба не на что было купить, у меня занимала. Наши сотрудники этого Маратика много раз задерживали за наркотики. Две дозы при нем нашли — уже преступник. Сажаем в КПЗ. Мать примчится: «Миленький, дорогой, ты больше не будешь? Пообещай, что согласишься лечиться». Миленький этот тебе что хочешь пообещает — у наркомана совести нет! Пережрал наркотиков, ему плохо — мать на «скорой» его в больницу. Кровь почистили, полегчало — из больницы сбегал за новой дозой. Вот тебе и все лечение. А последние три месяца Ольга на сына не могла нарадоваться: «Маратик перестал таскать вещи из дома, наконец-то взялся за ум — бросил эту наркоту!» Как же, бросил… Жди! Просто стал торговать наркотой в Малинской и тем зарабатывать на собственную дозу. Докладывали руководству: есть сведения, что Ольгин сынок распространяет наркотики в Малинской. Но Маратика до времени не трогали — Ольгу жалели. Надеялись, что перестанет торговать. Ведь понимает, что это уже не шуточки — с дозой для себя, а серьезное преступление. Потом терпение лопнуло, сегодня его взяли. Нашли несколько доз героина — лет на семь тянет. Позвонили Ольге, она же теперь в главке работает, наше начальство: что делать?
