Вдруг с террасы послышался какой-то писк — не писк, этот звук даже стоном нельзя было назвать. То Додик наконец выполз из-под тяжелой столешницы. Вид его был ужасен, он едва-едва передвигался ползком на пятой точке, и пол под Додиковой пятой точкой был от крови красен. Несчастный простирал руки к отцу, моля его о помощи. Но господин Табунов в ответ на мольбы только плюнул в сторону сына, швырнул в него Дуниной туфлей, сел в свою машину — и только «пыль, пыль, пыль…» из-под колес!
Пока происходила вся эта пертурбация в ресторане, Дуня висела у Глеба на руках и дрожала мелкой дрожью. Зубы ее выбивали барабанную дробь, а из уст вырывались только несвязные словонесочетания:
— Ба-ба-ба-ба-ба, ва-ва-ва-ва-ва, у-у-у-у-у…
Панов понял, что оставлять девушку в таком состоянии никак нельзя, и понес ее на их с Викентьевым наблюдательный пост.
— Ты видишь, девушка не в себе. Я отвезу ее в Разнесенск, к родителям, а ты последи за Додиком. Когда он доползет до своей машины и поедет, следуй за ним, — предложил он коллеге-агенту. — И не забывай: если мы через Додика, Корявого или Бубняя выйдем на Серого, а через Серого — на похищенного Дениса Никандрова, живого или мертвого, я не только приглашу тебя в гости в мою собственную комнату в коммуналке, но и поделюсь обещанной мне никандровской премией, на которую эта комната будет куплена. А что касается авторитетов, восстановивших справедливость в отношении Додика и его невинной жертвы, могу только сказать, что о благоразумии этих влиятельных лиц известно абсолютно всем, и эти мудрые люди приняли единственно верное в сложившихся обстоятельствах решение: как можно скорее покинуть ресторан «У карьера» и умчаться оттуда на бешеной скорости, рискуя даже попасть в ДТП. Потому что лучше им попасть в ДТП (с нелетальным исходом), чем их родным и близким прочитать в завтрашних газетах экстренное сообщение: «Массовый суицид в ресторане “У карьера”! Клиенты ресторана покончили жизнь самоубийством, застрелившись и утопившись в карьере! Эксперты-криминалисты до сих пор спорят: самоубийцы сначала застрелились, а затем утопились Или, сначала утопившись, застрелились потом».
— Скупердяйство Артюнянца произвело на меня отталкивающее впечатление, и судьбой авторитетов я больше не интересуюсь, — прервал Викентьев рассуждения коллеги. — Зато меня очень даже заинтересовало обещание Никандрова: у нас есть легальная возможность заработать хорошие деньги! И нечего отвлекаться на другие, менее важные дела, например тебе самому отвозить Дуню в Разнесенск. Да, девушка сейчас в себе. Но вокруг карьера расположена зона отдыха, где загорают и купаются тысячи москвичей и гостей столицы. Следовательно, все его окрестности наверняка завалены всяким мусором. Я сейчас спущусь к воде, найду какую-нибудь банку, кастрюлю или даже ведро, зачерпну из водоема, принесу. Мы польем девушку водичкой, она быстренько придет в себя, ты дашь ей деньги на такси — и адью! Ты поскорей отправляйся по месту жительства Бубняя или Корявого, я послежу за Додиком — вон он, кстати, уже почти дополз до своей раздолбанной машины, а Дуня может самостоятельно на такси добраться до Разнесенска и спрятаться у мамы под крылышком.
— Как Дуня пойдет искать такси, она же потеряла туфли, разве прилично девушке ходить по городу босиком? — возразил Глеб.
— Что же здесь неприличного? Прохожие подумают, что это просто молодежная мода такая: ходить босиком.
— Ну допустим… Но Дуня осталась и без трусиков, а ее мини-мини-юбка предназначена не столько прикрывать, сколько открывать пикантные детали девичьей фигуры. Зачем же девушку ставить в неловкое положение?
— Никакой неловкости! Вспомни знаменитую актрису из культового американского фильма! Она всем рассказывала, что никогда не носит нижнего белья, но юбка у нее была по нынешним понятиям чересчур длинновата, и ей, чтобы наглядно доказать правдивость своих слов, пришлось довольно высоко поднимать ногу. А Дуне со своей мини-мини-юбкой и поднимать ничего не нужно: и без того все налицо. Так что и таксист, и все встречные опять же подумают, что наконец-то эта старая американская мода трансформировалась в последний писк моды российской! И я тебя уверяю: если Дуня в таком виде будет добираться домой не на такси, а общественным транспортом, через день-другой у нее появится масса последовательниц. А мы с тобой станем некоторым образом законодателями прикольной молодежной моды.
— Ну и демагог ты, Викентьев! — только и мог сказать Глеб.
— Я не демагог, а прагматик, — возразил Викентьев. — А вот ты — оторванный от реальной жизни идеалист, если чьи-то чужие интересы ставишь выше своих кровных, насущных собственных. И участь твоя будет печальной, потому что прекраснодушная овца способна выживать и даже благоденствовать только в окружении себе подобных. Теперь посмотри вокруг: видишь ли ты хоть одну овцу, за исключением этой, недоеденной? — Викентьев указал на полубесчувственную Дуню. — Ее пример — тебе наука! Она на собственной шкуре прочувствовала, что кругом одни волки! А с волками жить — по волчьи грызть! Понял, овца, то есть баран-идеалист?!
— А ты, Викентьев, не столько прагматик, сколько догматик! Обращаешь внимание на форму, но не видишь за ней более широкого и глубокого содержания! Прицепился к тому, что Достоевский говорил только о «слезинке ребенка», а раз Дуня вышла из детского возраста, на нее гуманизм великого писателя будто бы не распространяется. Ты заблуждаешься! «Слезинка ребенка» — это лишь квинтэссенция гуманистической теории писателя, а вообще-то Достоевский призывает сочувствовать и помогать всем людям, попавшим в беду, всем бедным, униженным и угнетенным, то есть оскорбленным, независимо от пола, возраста и семейного положения.
— Это хорошо, что ты вовремя исправил «угнетенных» на «оскорбленных», а то тобой могли бы заинтересоваться борцы с экстремизмом, обвинив в разжигании социальной розни!
Глеб проигнорировал подковырку коллеги и продолжал:
— И не один Достоевский сеял гуманное, доброе, вечное. Другой великий литератор, только не прозаик, а поэт, призывал: «Для блага ближнего живи!»
— Горячо его поддерживаю! — оживился Викентьев. — В данный период времени я твой ближний. Давай поскорей искать юного Дэна, а полученный от Никандрова гонорар можешь отдать мне целиком. Я не обижусь. Раз ты идеалист, тебя все равно обдерут как липку, не я, так другие!
— Что ты все заладил: идеалист, идеалист… Я, между прочим, не отрицаю и прагматического интереса в моем желании лично доставить недостаточно экипированную снизу девушку на место ее проживания, — Глеб отвел Викентьева в сторону и, понизив голос, продолжал: — Дуня в числе фигурантов по делу об убийстве Никиты Никандрова. Я с ней долго беседовал, но не уверен, что она была со мной до конца откровенна. Сейчас, сам видишь, девушка в таком состоянии, что вряд ли сможет себя контролировать. В дороге, когда она придет в себя, я еще с ней побеседую и, возможно, получу от нее новые и очень ценные сведения. Кстати, если мы найдем убийц Никиты, его папа тоже не останется неблагодарным…
— Это совсем другой коленкор! Тогда, конечно, езжай, отвози Дуню. И после успешного завершения оперативно-следственных мероприятий не забывай о своем ближнем, то есть обо мне.
