В это время на Моховой появился кортеж машин «Лада Калина», который медленно двигался в окружении почетного эскорта конных кавалергардов. Все гуляющие приветственно замахали руками, шляпами, платочками, причем дамы так и пожирали глазами красавцев-кавалергардов, а особенно настырные даже пытались засунуть им в карманы визитки с номерами своих мобильников. Дмитрий Владимирович проявлял не меньший энтузиазм, чем прочие приветствующие мужского пола, одновременно объясняя Глебу:
— Государь с государыней изволят следовать в Большой театр на праздничный концерт, посвященный торжественной дате — четырехсотлетию Дома Романовых.
— Почему же государь и его свита едут на «Ладах», а не пользуются более престижными иномарками, например, «мерседесами»? — удивился Глеб.
— Да какой же автомобиль может быть престижней «Лады Калины»?! — в свою очередь удивился Дмитрий Владимирович. — С ней не могут сравниться даже такие машины экстра-класса, как «жигули», которые заведомо лучше любой иностранной модели! Разве аристократ станет себя позорить, разъезжая в паршивом «мерседесе»?!
И присяжный поверенный рассказал, что, когда генерал Сидор Платов с товарищами при помощи ледорубов и других более современных средств воздействия заставили жуликов вернуть уворованные в России триллионы и вложить их в экономику империи, произошел гигантский индустриально-инновационный рывок и Россия вышла на первое место в мире по ВВП и темпам развития! Правда, парламентарии Евросоюза выразили протест в связи с деятельностью Сидора Платова, а Интерпол даже объявил его в розыск. Но государь во время встречи без галстуков с главами «Восьмерки» высказался по этому поводу с присущей ему дипломатичностью: «А вы, укрыватели воровских капиталов, барыги, скупщики краденого, вообще заткнитесь!» В коммюнике пресс-службы отмечалось, что встреча без галстуков прошла в духе откровенности и взаимопонимания.
Рассказ Дмитрия Владимировича о добровольно-принудительном возвращении украденных и вывезенных из России триллионов вызвал у Глеба недоверие. Нет, что малую толику украденного можно возвратить с помощью десятикратно-стократных штрафов — это радовало: ну хоть что-то! Какая-то странная борьба с жуликами? Ну хоть так! Все лучше, чем отдавать страну на разграбление всем встречным, поперечным и доморощенным! Да еще с улыбкой наибольшего благоприятствования: «Заходи, бери, что хочешь, это же все ничейное!» Но то, что бизнес-криминальное сообщество не только украло, но и вывезло и вложило в швейцарские, британские, американские банки, для России пропало с концами! Покушаться на ставшие теперь швейцарскими, британскими и американскими триллионы никаким Сидорам Платовым никто не позволит! Это табу! И оно не подлежит обсуждению и не обсуждается даже в самых отвязных СМИ! Потому что в случае посягательства на самое святое, то есть на их денежки, месть европейцев и американцев будет ужасна! Евросоюз запретит въезд на свою территорию всем высшим сановникам России и их семьям! И это в то время, когда мы добьемся осуществления самой заветной своей мечты! Нам вот-вот разрешат безвизовый въезд в Шенгенскую зону! Значит, кто-то полетит на Майорку, в Канны, или Ниццу, любоваться ласковым прибоем сможет беспрепятственно, а самые достойные люди страны вынуждены будут всю зиму сидеть в своих подмосковных особняках, в рощах у пригорка, а летом полоскаться в Черном море?! Ну уж нет! На такие жертвы никто не пойдет! Тут присяжный поверенный точно приврал!
Размышляя на такие злободневные темы, Глеб не заметил, как на уличном телеэкране закончилась передача «Модный приговор» и очнулся, когда очаровательная дикторша объявила: «Сейчас пятьсот миллионов россиян смогут посмотреть праздничный концерт, посвященный торжественному юбилею — четырехсотлетию Дома Романовых. Прямая трансляция из информационного поля ноосферы». Концерт открывал Академический хор Преображенского полка. Солдатушки — бравы ребятушки в киверах, аксельбантах и золотых эполетах дружно грянули: «Сегодня мы не на параде! К постиндустриальному обществу на пути! В монархическом отряде Коля Шестый впереди! Было людям счастье, будет на века! У самодержавно-конституционной власти мудрость велика!»
К сожалению, досмотреть концерт Глебу не удалось, хотя очень хотелось.
Глава 9
Перед глазами у Глеба опять что-то замелькало-замелькало-замелькало, и он снова очутился в Петербурге тысяча девятьсот пятого года.
В зале Зимнего дворца в тихой задумчивости и в мягком кресле сидел государь Николай Вторый, а перед ним почтительно шаркали ножками по паркету держиморды. Оказывается, держатели-непущатели вовсе не уехали в пограничный полк. Их туда никто и не посылал, потому что паркетным шаркунам пограничные леса, поля и перелески противопоказаны! Тем не менее держиморды выглядели очень воинственно, а настроены были решительно.
— Ваше величество! — обратились они к государю. — Сюда движется огромная толпа экстремистов, прикрываясь вашими портретами и иконами! Но свое смутьянское нутро им от нас и за иконами не спрятать! К счастью, у нас есть сила сегодня, поэтому ума нам не надо на все времена! Мы их сейчас всех можем упаковать или пострелять!
Государь ничего не ответил и в той же светлой задумчивости встал с мягкого кресла и стал тихо удаляться из зала.
— Так стрелять или только упаковывать?! — не отставали от него держиморды.
— На ваше усмотрение, господа, — махнул ручкой государь и отбыл в Царское Село.
Время тогда было суровое — начало двадцатого века, не то что благословенные времена его конца и начала следующего. Держиморды как-никак жили в России, и с чадами и домочадцами. Даже жен не отправляли рожать в Америку, чтобы детки сразу получили американское гражданство про запас. Поэтому при всех своих прекрасных качествах, издавна присущих всякой, в том числе и российской, аристократии, на Россию им было не совсем наплевать. Они хотели сделать как лучше в основном для себя, но и Россию угробить умысла не имели, в отличие от своих последователей. Но когда на высокие посты, в том числе и держимордные, назначают по родству, знакомству, блату или за взятки, всегда получается, что из двух дурацких решений выбирается самое идиотское. Так в российской истории и появилось Кровавое воскресенье…
После впечатляющей картины расстрела несанкционированной демонстрации последующие картины — от рабочих, эсеров и эсдеков с ружьями в руках и бомбами в кармане до октябристов с тугими кошельками и кайзера Вильгельма с закрученными усами — опять замелькали у Глеба перед глазами с нарастающей скоростью, и все завершилось Ипатьевским подвалом, заброшенной шахтой и последующей канонизацией.
Глеб еще только успел подумать, что после благодетельной реформы угледобывающей промышленности много осталось заброшенных шахт, когда перед его глазами сквозь дымку тумана стала вырисовываться чья-то физиономия, кто-то что-то говорил, а что — не разобрать. Потом туман рассеялся, и Глеб увидел, что физиономия принадлежит следователю Курсакову, и услышал заключительно-поучительный вывод из его наставлений:
— Вот только тогда такие, как ты, с вашими несвоевременными взглядами и принципами, будут востребованы правоохранительной системой. Но служить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне (я уйду на пенсию), ни тебе. Тебя уйдут при первом удобном случае, как только твой непосредственный начальник, который превозносит тебя до небес, в ходе ближайшей реформы покинет свой пост. И не помогут тебе никакие твои оперативные успехи и высокие деловые качества. Ты взятки не берешь, значит, и отстегивать наверх тебе не с чего, а такие не выживают в эпоху перемен! Так что самое правильное для тебя решение — прекратить нелепую вражду с Горюновым и занять место его зама и совладельца агентства «Следопыт».
