Наконец, приняв решение, он заговорил громко и четко, ставя задачу.
– Вот что, Саторпин, под Нюрнбергской крепостью немцами спрятаны сокровища рейха. Главным из них является Священное копье, которым владели многие короли Европы. У кого находится это копье, у того находится власть. Вот оттого всю жизнь за него и воевали… Так было во все времена. – Полковник сделал значимую паузу, рассчитывая прочесть в лице капитана нечто, похожее на интерес, или хотя бы увидеть какое-то оживление. Но паренек взирал на генерала с видом деревенского простака и, похоже, был весьма далек от истории. А может, оно и к лучшему? – Американцы за копьем устроили настоящую охоту, так что мы не должны отстать в этой погоне. Ты меня понимаешь, капитан?
– Так точно, товарищ полковник, понимаю, – бодро отвечал капитан Саторпин, вскакивая.
Начальник разведки только махнул рукой, что должно было означать: «Да сиди, чего уж там!»
– Это то самое копье, которым Гай Кассий ударил Христа? – неожиданно спросил капитан.
А этот парень умеет удивлять, Сергей Васильевич посмотрел на капитана с интересом:
– Верно. Я ведь об этом не говорил.
– Сам догадался. Другого такого нет.
– Только откуда ты об этом знаешь?
– Нашел как-то брошюрку о Хоффсбургском музее на немецком языке, прочитал между делами.
– Ах да, ты же знаешь немецкий. Откуда, кстати?
– Всегда языками интересовался. Собирался поступать в иняз, да вот началась война. Значит, американцы пока не знают, где находится Копье судьбы?
– По нашим данным, нет. Но если они узнают, где оно находится, то они просто заберут его себе. И вряд ли какое-нибудь международное право заставит их вернуть реликвию обратно. Они просто болеют идеей мирового могущества, а если ты внимательно прочитал брошюру, то должен был в ней увидеть, что Копье судьбы помогало любой державе подняться до самых больших высот. И вряд ли американцы захотят упустить свой шанс.
– Но как мы попадем на территорию, контролируемую американцами? – высказал сомнение капитан.
– Этот вопрос мы уже утрясаем, выискиваем военных преступников. Один из них – штандартенфюрер Шмайсснер, эсэсовец. Сейчас он находится в Нюрнберге. Его карательное подразделение действовало на территории Белоруссии, ими было сожжено четыре деревни вместе с жителями. Так что у нас к нему имеются личные счеты… Документы для вас уже подготовлены, так что получите их сегодня вечером. А завтра выезжать.
Глава 27
ПОСЛЕДНЕЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ ГИТЛЕРА
1945 год, 28 апреля
Бряцая когтями по полу, к Гитлеру подошла Блонди и заискивающе глянула в его осунувшееся лицо.
– Ах ты, моя бедная девочка, что-то хочешь мне сказать?
Собака жалобно проскулила. Запустив пальцы в ее шерсть, Гитлер потрепал собаку по гибкой холке. Овчарка, успокоившись, легла рядом, сложив голову на сапоги хозяина. Где-то в опасной близости от бомбоубежища прогремел взрыв, заставив собаку насторожиться. Некоторое время она принюхивалась, словно бы хотела уловить запах гари, но, не обнаружив, успокоенно опустила голову.
Негромко постучавшись, в кабинет канцлера вошел шульгруппенляйтер «Гитлерюгенда» Ланц Экельн. Потухшими глазами Гитлер посмотрел в его сторону:
– Вы что-то хотите мне сказать, Экельн?
– Вам нужно уходить отсюда, мой фюрер, – с жаром произнес шульгруппенляйтер, – у нас достаточно сил, чтобы прорваться из кольца.
На столе Гитлера курилось четыре чашки с чаем, немного в стороне остывал яблочный пирог: через несколько минут в кабинете должны появиться Ева Браун и секретарши. Даже в столь трудные минуты канцлер не изменил многолетней привычке пить вечерний чай, а уж одиночества он и вовсе не терпел.
– Какая обстановка в городе? – блеклым голосом поинтересовался Адольф Гитлер.
Тот самый случай, когда следовало говорить правду. Не отрывая взора от потускневших глаз Гитлера, Экельн заговорил.
– Ситуация тяжелая, мой фюрер. Русские снайперы расположились на крышах ближних зданий министерств. Я отправил отряд, чтобы выбить их оттуда, и сейчас самый благоприятный момент, чтобы уходить, – вновь принялся настаивать Ланц Экельн.
Прикрыв глаза и высунув язык, Блонди блаженствовала под ладонью хозяина, ей было уютно. Если кто и был Гитлеру по-настоящему предан, так эта рыжая немецкая овчарка.
Из коридора донесся отчаянный крик:
– Русские стреляют из автоматов в дверь запасного выхода из бомбоубежища!
Лицо Гитлера оставалось непроницаемым.
– Позовите ко мне Бормана, Геббельса и Гюнше, – неожиданно распорядился канцлер.
– Слушаюсь, мой фюрер, – вытянувшись, произнес Экельн и неслышно закрыл за собой дверь.
Через минуту в кабинет вошли бочком, один за другим, словно бы опасаясь неприятного сюрприза, имперский министр Мартин Борман, имперский комиссар обороны Берлина Йозеф Геббельс и личный адъютант Гитлера Отто Гюнше. Вызов был неожиданным, но вот момент для озвучивания последней воли самый подходящий.
Неожиданно Гитлер вяло улыбнулся и, широко махнув рукой, как если бы это была не тесная комната бомбоубежища, а огромнейший зал рейхсканцелярии, распорядился:
– Откуда такая робость, господа? Проходите!
Ситуация разрядилась, даже Мартин Борман, склонный к меланхолии, вымучил нечто, похожее на улыбку.
– Господа, я позвал вас для того, чтобы наградить фюрера имперской молодежи Ланца Экельна Золотым крестом Немецкого орла, – негромко произнес Гитлер.
Награда была нежданной и очень высокой. Ланц Экельн невольно проглотил подступивший к горлу комок. Таким высоким орденом награждали весьма редко, а кто его имел, принадлежал к высшей иерархии вермахта. Не часто приходится получать награды в столь представительном составе.
Открыв шкатулку, Адольф Гитлер извлек из него Золотой крест, бережно расправил ленту в ладонях.
– Этот орден, Ланц, нужно было вручить тебе раньше, – не скрывая сожаления, произнес рейхсканцлер, – но лучше поздно, чем никогда. Ты один из немногих моих людей, кто остался верен мне до конца. Носи этот крест с честью, ты его достоин, мой мальчик, – сказал фюрер тридцатилетнему мужчине.
Ланц Экельн вскинул руку:
– Хайль, Гитлер!
Приколов к мундиру орден, Гитлер расправил образовавшуюся складку и произнес:
– А теперь, господа, присаживайтесь, я бы хотел провести небольшое совещание.
В приоткрытую дверь заглянула Ева Браун. В красивых глазах пряталось хорошо скрываемое неудовольствие, – ввиду незапланированного совещания вечерний чай откладывался на неопределенное время.
Стол, не рассчитанный на столь большую компанию, теперь выглядел крохотным. Стул под крупным Борманом казался почти игрушечным. Стараясь не спихнуть локтями чашки, расставленные на столе, он сомкнул ладони у самой груди. Геббельс, откинувшись на спинку стула, положил узкие ладони на колени, смиренным видом напоминая школьника. Ланц Экельн и Отто Гюнше, как два приятеля, сидели рядом, едва не касаясь друг друга боками.
