– И что с того?
– Так ты признаешь это? – нажимал Блондин.
– А чего мне признавать? Ты спрашивай с того, кто взял эту хату, – усмехнулся Кирилл.
– Вот оно как получается. Значит, не признаешь?
– Нет.
– А если я скажу, что тебя видели в тот день у дома генерала Саторпина, – прищурился костлявый.
– Послушай, Блондин, или как там тебя еще… Ты мне что, предъяву, что ли, лепишь?
– Не кипишись, вижу, что ты несговорчивый, – разочарованно протянул Блондин, – меня уже предупреждали об этом. А только я не от своего имени к тебе пришел… Знаешь, на чьей территории хата? – Кирилл промолчал. – Вот-то и оно! Смотрящий недоволен… А он человек суровый, долго вникать не будет…
– Если хату взял, так должен отстегнуть в общак столько, сколько положено, – грубовато произнес Мамонт со своего места. – Иначе совсем другой разговор может выйти. Такие вещи крысятничеством попахивают.
– Послушай, ты! – вскочил со своего места Фомич, готовый уже вцепиться руками в горло громиле. Вряд ли в этом случае отыскалась бы сила, способная отодрать его от толстой шеи до тех самых пор, пока тот не изойдет желтой пеной. В самый последний момент Фомич заставил себя расслабиться и произнес как можно сдержаннее: – Прежде, чем мне предъявы вешать, разберись сначала.
– А мы разобрались, – поднялся Блондин, – так что подумай над нашими словами. – Мы к тебе заглянем послезавтра. Пошли, Мамонт, мы свое слово сказали.
* * *
Весь следующий день Глушков провел в одиночестве. Глотал пиво. На душе было скверно, хуже не придумаешь. Главной новостью дня была трагическая смерть вице-премьера Родыгина, и Кирилл старался не пропустить ни одного сообщения. За последние сутки он узнал о нем столько, как если бы они были старинными приятелями. Люди, знавшие его близко, говорили о нем исключительно в превосходных тонах: называли видным политиком, талантливым человеком и совершенно отказывались верить в очевидное – преждевременную кончину.
Для всех смерть вице-премьера была трагическая случайность, но Кирилла, побывавшего в тот час в усадьбе, буквально бросало в дрожь от правды. Все было проделано настолько тонко и четко, что у самого опытного эксперта вряд ли возникли бы сомнения по поводу его намеренной кончины.
Ловко они его убрали. Что, в таком случае, им помешает расправиться с ним? Если уж не сегодня, так обязательно заявятся завтра.
* * *
Пошел уже третий день, как Анастасия выписалась из больницы. Врачи прописали ей абсолютный покой. Какую-то минуту Кирилл колебался, а потом, вытащив мобильный телефон, набрал ее номер.
– Анастасия?
– Да, это я.
– Послушай, ни о чем меня не спрашивай. Доверься мне полностью, ты должна немедленно уходить.
– Зачем?! – в ужасе воскликнула девушка.
– Тебе разве мало того, что с тобой приключилось? Они тебя не оставят. Собери все самое необходимое и немедленно уходи!
– Но куда? – в отчаянии воскликнула девушка.
– Куда хочешь. Можешь просто побродить по городу, но главное – не сиди дома, а часа через два подъезжай к кафе на Никитской. Помнишь, мы с тобой там как-то обедали.
– Конечно, помню. Ты мне тогда подарил шикарный букет белых роз.
– Сиди там и никуда не уходи, пока я не приду.
– Хорошо. Но как долго тебя ждать?
– Не знаю, но я все равно приду.
Кирилл отключил телефон и почувствовал облегчение. Одно важное дело выполнено.
В дверь позвонили. Нежданный звонок заставил сжаться нутро до размеров кулака. Весьма неприятное ощущение.
Глянув на часы, он увидел, что они подошли точно в три, как и обещали. Приникнув к глазку, Кирилл увидел, что визитеров двое: один из них крупный, как скала, с круто выступающим животом, другой – невероятно тощий и в сравнении с ним казался едва ли не карликом.
Старшим в этой паре был костлявый, он-то и вел переговоры, а толстяк, простаивая за спиной партнера, подавлял окружающее пространство своей молчаливостью. Каждому, кто видел гиганта, представлялось, что его немота приобретает стопудовое воплощение, во всяком случае, она так давила на макушку, что могла вогнать по самое горло. Единственное, что от него можно было услышать, так это гоготание, напоминающее камнепад во время урагана.
Послышался еще один звонок, более настойчивый. Следовало открывать. Парни они напористые, могут не оценить долгого ожидания. А толстяку достаточно всего лишь одного поворота плеча, чтобы вынести дверь вместе с косяком.
Кирилл откинул цепочку, повернул ключ. Широко улыбаясь, в прихожую вошел худосочный. Следом огромной баржой в крохотную гавань зарулил толстяк. Стриженая макушка едва ли не упиралась в потолок. В какой-то момент Кириллу показалось, что он снесет свисавшую лампу, но обошлось без крушений, слегка нагнувшись, он пронес свою голову ниже, отбросив на стену зловещую тень.
Кирилл невольно отступил.
– На улице прямо собачий холод! Кто бы мог подумать, что погода так скурвится. Надо было бы потеплее одеться. Чего же ты так напрягся? Вижу, что не рад. Ох, не так нужно гостей принимать. Ох, не так… Пригласил бы к столу, налил бы нам по маленькой, уважил. Ну уж, ладно, – безнадежно махнул он рукой. – Вижу, что тебя уже не переделаешь. Пробел в воспитании. – По-хозяйски плюхнувшись в кресло, Блондин поинтересовался: – Так ты намерен нам платить? Работаешь на нашей территории, значит, должен отстегивать. Таков закон. Или думаешь, что ты исключение? Знаешь, все платят, я плачу, – ткнул он пальцем себя в грудь, – Мамонт платит, – кивнул он верзиле, продолжавшему стоять, как изваяние. В ответ раздалось одобрительное гоготание. – А чем ты лучше нас? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Вот видишь, ничем. Тут еще одну хату по соседству подмели, знающие люди нам опять на тебя указали.
– Не брал я этой хаты!
– Ну, чего ты так раскипятился, – примиряющим тоном произнес худосочный. – Не переживай, пробьем того, кто взял хату. Никуда он от нас не денется. Чужие грехи на тебя валить никто не думает. Плати за то, что брал, за генеральскую. Иначе братва тебя не поймет, сам знаешь.
– Сколько вы от меня хотите? – примирительно произнес Кирилл Глушков.
Тощий одобрительно кивнул:
– Это уже похоже на торг. А ты сам посуди, у этого генерала капусты было по банкам рассовано просто немерено. Наверняка и камушки водились. Не думаю я, что ты прошел мимо такого лакомства. Если говорить о цене, – лицо Блондина приняло задумчивое выражение, – то думаю, что нас устроит тридцать тысяч баксов! Судя по твоим масштабам, это вполне разумная цена.
– Заломил! – невольно ахнул Кирилл Глушков. – Мне такие деньги и не снились.
Худосочный в досаде взмахнул руками:
– Ну что вы за люди такие, домушники? Почему вы все такие несговорчивые? Вот объясни мне, Кирилл, зачем ты добиваешься того, чтобы мы били тебя по почкам, ставили тебе на живот раскаленные утюги, отвозили в лес, привязывали вверх тормашками к дереву. А нельзя ли решить все полюбовно? Ведь ты же свой человек, сам понимаешь, что мы просто так не отступимся. А потом мы ведь не для себя стараемся, братва без грева у хозяина дуреет. Так что колись, Кирюха, колись!
