— Мы получили сообщение из Государственной криминалистической лаборатории только утром, — объяснил он. — До этого все оставалось на уровне гипотез, и я не хотел беспокоить тебя напрасно, если бы мы ничего не добились. Вот почему и не позвонил тебе раньше, — извинился он.
У нее не нашлось никаких возражений. Наоборот, она испытала сильное облегчение и приготовилась отдать распоряжение об аресте Монссона, как только будет получено официальное заключение, что это его ДНК. Пока же он был задержан, и при желании Левин мог сопровождать ее в следственный изолятор, когда она поедет туда уведомить Монссона о своем решении. Она планировала сделать это лично. Что выглядело естественным для такого маленького городка, как Векшё, где ей хотелось продемонстрировать свою значимость, вдобавок ее снедало любопытство.
— Я даже никогда не видела его, — сказала она. — И еще. Где, кстати, Олссон?
— Он отдыхает в эти выходные, — сообщил Левин. — Мы отыскали его по телефону. Будем надеяться, он скоро даст знать о себе.
«Зачем он нам сейчас?» — подумал он.
— Боюсь, он выглядит не слишком впечатляюще, — сказал Левин, когда они вошли в коридор отделения предварительного заключения. — Если вспомнить о том, что он натворил.
— С ними это обычная история, — сказала прокурор. — По крайней мере, с теми, с кем встречалась я.
Монссон и в самом деле выглядел не лучшим образом. Он с отсутствующим видом сидел на низкой койке в камере. Точно как все прочие, кого лишали свободы самым бесцеремонным образом, какой пока еще дозволен в рамках любой демократии. Сначала на него надели наручники и внесли данные о нем в досье. Потом ему пришлось расстаться со своей одеждой и взамен надеть тюремные трусы, носки, брюки и рубашку. Плюс он получил пару войлочных тапок, которые мог носить при желании. А затем ему выписали квитанцию на его собственные вещи.
Еще некоторое время спустя появились два эксперта. Монссона сфотографировали, измерили и взвесили, у него сняли отпечатки пальцев и обеих ладоней. А потом ко всей компании присоединился доктор и взял у него кровь на анализ, образцы волос с головы, тела и лобка, а также тщательно его осмотрел. Все, взятое у него, рассовали по пакетикам, пробиркам и банкам из пластмассы и стекла, снабдили их этикетками, запечатали и подписали. И тогда Монссон впервые открыл рот, хотя ему пока никто не задал ни одного вопроса.
— Могу я узнать, в чем, собственно, дело? — спросил он.
— Прокурор сейчас прибудет, — уверили его эксперты. — И она проинформирует вас обо всем, что посчитает нужным.
— Я чувствую себя не очень хорошо, — промямлил Монссон. — Я принимаю лекарство, и не смог взять его с собой. Оно осталось у меня дома. В шкафчике в ванной. От астмы, я не лгу.
— Мы обсудим это с вами, — сказал врач и улыбнулся дружелюбно. — Как только закончим со всем другим, — добавил он и кивнул обоим сотрудникам технического отдела.
— Он хорошо выглядит, — констатировала прокурор, когда вместе с Левиным вернулась в расположение разыскной группы. — Говоришь, никогда не стоял перед судом?
— Абсолютно чист перед законом, — сказал Левин и добавил: — Напоминает кинозвезду из прошлого.
— Хотя чувствует себя не столь хорошо, — заметила прокурор с такой миной, словно размышляла вслух. — Думаешь, он признается?
— Не знаю, честно говоря. — Левин покачал головой. — Увидим.
«Какую это вообще играет роль, если иметь в виду все остальное».
Бекстрём вошел в расположение разыскной группы, где царила суета, и на него лавиной обрушились поздравления, которые он вполне заслужил. Все радовались как дети. И даже две разработчицы текстильного следа, еще неделю назад ходившие с кислыми минами, сейчас заулыбались и захихикали при виде его.
— Рада видеть тебя, Бекстрём, — сказала одна из них. — Поздравляю.
— Ужасно жаль, что тебе надо уезжать, — вклинилась вторая. — Хотя нам, наверное, еще представится возможность узнать друг друга поближе?
«Что-то здесь не сходится», — подумал Бекстрём, но, поскольку он не знал, в чем дело, довольствовался лишь кивком.
— Да, теперь вы уже, пожалуй, справитесь сами, — сказал он, а потом проклял про себя всех деревенских полицейских и местных баб и подумал, что пришла пора выпить пива.
Рогерссон сидел в своем кабинете и, судя по его виду, пребывал не в лучшем настроении.
— Я собираюсь поехать в отель, — сообщил Бекстрём.
— Я с тобой, — сказал Рогерссон. — Только сначала соберу бумаги и переброшусь парой слов с Хольт.
— Хольт, — поморщился Бекстрём. — Эта сучка уже здесь?
— Недавно видел ее в коридоре, — подтвердил Рогерссон. — Ее и маленькую блондинку, которая раньше работала в безопасности. Ее зовут Маттей. Лиза Маттей. У нее еще мамаша интендант в СЭПО. Настоящая мегера, на мой взгляд. Они стояли и болтали с нашей прокуроршей. Бабы ведь быстро находят общий язык.
— Увидимся в баре отеля, — сказал Бекстрём и резко поднялся. — Постарайся быть трезвым, чтобы мог вести машину.
Своими тайными тропами он выбрался из здания полиции, чтобы не напороться на Хольт. И уже на улице ему пришла в голову мысль позвонить отцу жертвы и сообщить радостную новость.
Когда Бекстрём спокойно сидел в своем номере отеля и смаковал холодное пиво, которое вполне заслужил, у него неожиданно зазвонил телефон. Это был отец Линды. Чертов педик Кнутссон явно уже известил его и попытался присвоить себе все лавры.
— Я слышал, вы уезжаете домой, — сказал Хеннинг Валлин.
— Надо, куда деваться, — произнес Бекстрём, не вдаваясь в подробности. — Но того, кто сделал это, я лично засунул в кутузку, так что можете не волноваться. Мы сварим клей из этого дьявола, это ясно, — заверил он.
— Я бы все равно хотел встретиться с вами, — настаивал Хеннинг Валлин. — В любом случае, чтобы поблагодарить лично.
— Это будет трудно чисто практически. Я уже выпил пива, — объяснил Бекстрём.
— Я могу прислать за вами шофера, — предложил Валлин.
— Я в принципе не против, — сдался Бекстрём, все еще испытывая определенные сомнения.
— Я хотел бы вручить вам одну вещь, — не унимался Валлин.
— Хорошо, — сказал Бекстрём.
«Интересно, что бы это могло быть?»
Час спустя Бекстрём, удобно откинувшись на спинку дивана, сидел перед камином в огромной гостиной Хеннинга Валлина в его усадьбе. Из уважения к скорбящему по дочери хозяину дома он поменял свою гавайскую рубашку и шорты на более подходящие тряпки из своего богатого гардероба. В руке он держал стакан с солодовым виски лучшей марки и не видел причин жаловаться на жизнь. Валлин также выглядел значительно бодрее, чем при их предыдущей встрече. Помимо всего прочего, у него, похоже, больше не возникало проблем с правой рукой, когда он брился.
