Как только встреча с прессой закончилась, Левин вернулся к себе в кабинет и попытался забыть все, что там случилось, и взамен сосредоточиться на пока безрезультатном розыске эксклюзивного мужского свитера, от которого, вероятно, были найденные на месте преступления голубые волокна. Идея Сандберг спросить о нем командира пассажирского авиалайнера в отставке оказалась совсем не глупой. Несколько лет назад он купил как раз такой в аэропорту Гонконга. На распродаже со скидкой, где порой можно приобрести просто исключительные вещи почти даром.
— Если я правильно помню, его цена упала с девятисот девяноста долларов до девяноста девяти, — похвалился летчик.
Затем он посмотрел фотографии различных свитеров и сразу показал на один из них, голубой, с V-образным воротом и длинными рукавами.
— Он точно как тот, фантастическое качество. Не жарко летом, тепло зимой, был моей любимой вещью в любое время года, — подвел итог капитан.
На вопрос, что же со свитером тогда случилось, бывший пилот ответил, что в один прекрасный день он просто куда-то подевался, да так пока и не нашелся.
Анна Сандберг поинтересовалась, не мог ли он подарить его тогдашнему сожителю своей младшей дочери? Абсолютно исключено, если верить летчику. Единственное, что данный субъект мог получить от него, так только хороший пинок под зад. Знай он тогда то, о чем ему известно сегодня, точно уж не стал бы церемониться с зятьком. А вообще относительно всех выкрутасов Монссона им стоило бы поговорить с его дочерью, пусть даже он предпочитает, чтобы они оставили ее в покое на несколько дней, пока она не придет в себя. В те дни, о которых идет речь, он пытался свести свое общение с Монссоном до того минимума, какой требовали правила приличия. По мнению летчика, большая загадка таилась в том, почему некоторые женщины, независимо от их ума, красоты и очарования, вроде его младшей дочери, например, похоже, совершенно не разбирались в мужчинах определенного типа.
— Мог ли Монссон позаимствовать или, пожалуй… да, даже украсть ваш свитер? — осведомилась Анна Сандберг, которая уже с нетерпением ждала встречи с дочерью капитана, чтобы обстоятельно поговорить с ней о непостижимых женским умом мужиках. Если не под протокол, то, по крайней мере, по принципу «между нами девушками говоря».
— Вполне возможно, — ухмыльнулся ее собеседник. — Я всегда считал, что он способен на то и другое.
— Что вы имеете в виду? — спросила Анна Сандберг.
Ну, не убийство, конечно. Он и его семья узнали все предыдущим вечером, и новость шокировала их всех, они, по-хорошему, даже еще не успели прийти в себя. Совершенно независимо от всех связанных с этим событием практических проблем, ведь его внучка должна пойти в школу и все такое. Сам он довольно быстро разобрался в гнилой душонке Монссона.
— Вы имеете в виду нечто особенное?
Впервые он как бы прозрел, когда его дочь жила с Монссоном и находилась на седьмом месяце. Тогда он и его старый коллега столкнулись с Бенгтом Монссоном в ресторане в Векшё. Тот был с дамой и имел наглость представить ее как своего товарища по работе.
— Он настолько плевал на всех, что даже не стал утруждать себя поездкой в Кальмар или Йёнчёпинг, — констатировал летчик.
Совершенно ненадежный, готовый изменять жене направо и налево, лживый относительно всего на свете, небрежный в плане денег, не мог отличить свои от чужих, никак не заботился о собственном ребенке, даже не выказывал желания делать это, главным образом, похоже, использовал девочку с целью позаимствовать старый «сааб» летчика, и вообще оставалось загадкой, почему его дочери понадобились целых два года, чтобы понять то, о чем он сам стал догадываться уже с первого дня.
— Уж точно он стащил мой свитер, — заверил летчик. — Я его постоянно подозревал. Это еще самое малое, что от него можно было ждать.
При обыске на квартире Монссона не удалось найти никакого свитера. Если он когда-то в ней и находился, там его больше не было. В квартире вообще не обнаружили ничего интересного. Она оказалась на удивление хорошо убранной. Особенно с учетом того, что соседи в один голос твердили о потоке молодых дам, прошедших через нее за те годы, пока Монссон там обитал. Женщины оставили в квартире удивительно мало следов. Наибольший интерес представляли сейчас отсутствующие вещи. Месяцем ранее Монссон, например, избавился от жесткого диска своего компьютера и купил новый.
— Свитер он ведь, скорее всего, уже выбросил, — сказал Энокссон, разговаривая с Левиным. — По-моему, тогда же, когда избавился от автомобиля.
После их беседы Левин сделал у себя в компьютере пометку относительно мобильника с предоплатной картой, по который Монссон звонил в то утро, когда убили Линду.
«С кем у него состоялся последний разговор?» — записал Левин в списке насущных дел.
82
— Расскажите о своей второй встрече с Линдой, — начала Хольт допрос Монссона на следующий день. Спрашивая, она наклонилась вперед, оперлась локтями о стол с заинтересованной улыбкой и любопытством в глазах.
— Да, в первый раз ведь это было на праздновании Янова дня дома у ее отца, и тогда я… — ответил Монссон и удивленно посмотрел на Хольт.
— Я знаю, вы же рассказывали мне вчера, — перебила его Хольт с нотками нетерпения в голосе. — А второй раз?
Во второй раз все произошло чисто случайно, если верить Монссону. Месяц спустя они столкнулись в городе. Ничего необычного, если живешь в Векшё. Между ними завязался разговор, они посидели в кафе и выпили по чашке кофе. И прежде чем расстались, он дал Линде номер своего телефона.
— О чем вы разговаривали? — поинтересовалась Хольт.
Обо всем, о чем только болтают, когда встречаются подобным образом и лишь однажды виделись ранее. Веселая и приятная девушка, забавная, с немного специфическим чувством юмора. Масса недоговорок, много острот, по словам Монссона, что он сам высоко ценил, поскольку нечасто встречал такое качество у женщин. Естественно, то, что он знал ее мать, повлияло на содержание их первого разговора наедине.
— Значит, вы говорили о ней тоже, — удивленно констатировала Хольт, как только Монссон дал ей возможность вставить слово.
Если верить Монссону, Линда сама затронула эту тему. Внезапно она просто спросила его, и он даже в точности вспомнил, как она сформулировала свой вопрос.
— Расскажи о мамочке. Вас по-прежнему обуревает страсть?
В тот момент Монссон предпочел ответить одновременно вежливо и прямо. Объяснил Линде, что ни о какой особой страсти речи никогда не шло. Ему, естественно, нравилась мать Линды, красивая и умная женщина. Но определенно ничего сверхъестественного. Ни с его, ни с ее стороны. Кроме того, они сильно отличались друг от друга. Мать Линды была значительно старше его и жила совсем иной и гораздо более обеспеченной жизнью, чем он. Поскольку они оба понимали это без слов, то виделись все реже и реже, а в последнее время (после Янова дня, когда он встретился с Линдой) общались исключительно по телефону. За день до того, как мать Линды уехала в отпуск за границу, он позвонил ей и пожелал удачной поездки. Она была довольно холодна с ним, и, если между ними и существовала какая-то связь, сейчас она закончилась. Такое у него создалось впечатление после их последнего телефонного разговора.
