— В таком подходе есть одна серьезная опасность, — сказал он осторожно, кивнув в сторону доски объявлений и прикрепленной к ней таблице статистики уже охваченных тестированием лиц.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Олссон.
— В конечном счете поиски преступника могут потерять четкие ориентиры, — пояснил Левин. — Подобное случалось ранее, и сейчас, даже имея ДНК преступника, мы вовсе не обязательно его найдем. У меня есть полдюжины примеров на сей счет.
«Можешь говорить все что угодно, чертов бунтарь, я же собираюсь взять пробы у всего мира, если это понадобится», — подумал Бекстрём.
— А что скажешь ты? — Олссон повернулся к Бекстрёму.
— Я слышал это и раньше, — отчеканил Бекстрём. — От того же человека, как ни странно, — добавил он и получил в награду несколько улыбок своих коллег. — Сейчас же от нас требуется отсеять всех, кто не имеет никакого отношения к делу, — продолжил он. — Как можно раньше, и лучшего ориентира не существует, если ты спросишь меня.
«Занимайся своим делом, а я позабочусь об остальном», — подумал Бекстрём и угрюмо посмотрел на Левина.
Все сидящие за столом кивнули в знак согласия, а Левин только пожал плечами. Потом они оставили эту тему и перешли к обсуждению награды за поимку преступника, которую хотел назначить отец Линды.
— Он позвонил и мне, и комиссару полиции лена, — сообщил Олссон и странно потянулся без причины. — Сам я боюсь, что это может быть неправильно понято… На столь ранней стадии, я имею в виду… не прошло ведь еще даже двух недель… объявлять награду.
«Чертов нытик», — подумал Бекстрём и решил, что, если у него нет желания просидеть на совещании полдня, ему лучше сразу же взять слово.
— Сейчас ситуация следующая, — сказал он. — Если убийца кто-то из ее знакомых, то мы найдем его в любом случае и совершенно независимо от того, расскажет или нет он о своем деянии кому-то из тех, кто решит поделиться информацией с нами за вознаграждение в несколько крон. А если это настоящий псих, как некоторые, похоже, считают, то ему, возможно, просто некому рассказывать обо всем, и тогда также не будет никакого проку от награды. Если же речь идет о самом обычном наркомане, то на данный момент его товарищи наверняка все знают, и тогда, пожалуй, дело может пойти быстрее, но рано или поздно мы все равно узнали бы об этом.
— То есть, если я тебя правильно понял, награда, по крайней мере, не принесет вреда нашему расследованию? — спросил Олссон осторожно.
— О какой сумме мы говорим? — поинтересовался Бекстрём.
«Мне плевать, что ты там понял, чертов придурок», — подумал он.
— Отец предлагает один миллион. Для начала, — сообщил Олссон, и в комнате внезапно стало очень тихо.
— Чепуха какая-то, — пробурчал Бекстрём. «Папаша, наверное, совсем ума лишился. Дал бы лучше эти деньги мне», — подумал он.
— Сколько стоит доза дури здесь в городе? — спросил Рогерссон неожиданно и кивнул коллеге из Векшё, которого прикомандировали к ним из отдела по борьбе с наркотиками.
— Зависит от того, что ты хочешь иметь, — ответил наркополицейский. — Как и у вас в столице, я полагаю. Начиная с пятисотки, если тебе необходим героин. Амфетамин ты сможешь получить и за пару сотен. А покурить, по большому счету, бесплатно, если прокатишься до Копенгагена.
— И на кой черт нужен этот миллион, — вспылил Бекстрём. — На нас свалится толпа наркоманов, которые попытаются продать нам массу идиотских историй. Никакой награды, — добавил он и поднялся. — И если у нас нет ничего больше, я предлагаю всем разойтись и постараться сделать что-нибудь полезное.
После обеда Бекстрём закрылся в своей комнате и включил над дверью красную лампу с целью побыть наедине со своими мыслями. Здесь следовало бы поставить кровать, подумал он. С попытками устраиваться на письменном столе он завязал много лет назад и не имел даже приличной подушки в своем служебном кабинете. «Пожалуй, надо придумать для себя какое-то небольшое дело в городе», — подумал он и уже стал прикидывать, какую пользу смог бы извлечь из этой идеи, когда в его дверь тихонько постучали.
— Входи, — рявкнул Бекстрём. — Я вылечу тебе зрение, чертов дальтоник!
— Я вовсе не дальтоник, — возразил Адольфссон извиняющимся тоном. — И мой коллега тоже, — добавил он и кивнул на стоявшего у него за спиной фон Эссена. — Мы хотели бы поговорить об одном деле. Довольно интересном, на наш взгляд.
«Этот парень далеко пойдет», — подумал Бекстрём и указал на единственный стул для посетителей.
— Садись, — сказал он Адольфссону и кивнул фон Эссену: — А ты, наверное, можешь принести стул из коридора. — «Если не хочешь сидеть на полу, высокомерный черт», — добавил он мысленно. — Рассказывай. — Бекстрём ободряюще кивнул Адольфссону.
— Нам тут пришла одна мысль, — начал Адольфссон. — Мы вспомнили, о чем дама из Государственной криминалистической лаборатории рассказала Энокссону, он еще поделился этим на утреннем совещании. Относительно нетипичной для скандинава ДНК нашего преступника, если можно так выразиться. То есть что мы просто-напросто ищем черного.
— У Адольфа мысли часто текут в этом направлении, — заметил фон Эссен небрежно, изучая свои ногти.
— Я слушаю, — сказал Бекстрём и зло посмотрел на него: «Не разевай пасть».
— Дело касается ее соученика по школе полиции. Кстати, его зовут Эрик Роланд Лёфгрен. Именно он находился в одном заведении с Линдой в ту ночь, когда ее убили, и именно его нам не удалось найти, чтобы взять у него пробу ДНК.
— Эрик Роланд Лёфгрен. — Бекстрём нерешительно кивнул. — Звучит чертовски экзотично.
— В любом случае он живет преимущественно здесь, в городе, и мы искали этого молодого человека по его домашнему адресу, чтобы предложить ему палочку с ваткой, но там его, к сожалению, не оказалось, — констатировал фон Эссен, на которого, похоже, абсолютно не действовали злые взгляды шефа.
— Помолчи сейчас, Эссен, — сказал Бекстрём в своей самой вежливой манере. — Продолжай, — добавил он и кивнул Адольфссону.
— Фактически все обстоит гораздо лучше, чем могло бы показаться. — Адольфссон передал Бекстрёму фотографию. — Перед тобой его карточка с удостоверения полицейской школы. И это не негатив, — добавил он с восторженным видом.
«Черный как ночь», — подумал Бекстрём, глядя на фотографию, и в то же мгновение почувствовал старое, хорошо знакомое возбуждение.
— Что нам известно о нем? — спросил Бекстрём, откинувшись на спинку стула.
Одноклассник Линды по школе полиции, двадцати пяти лет, приемный ребенок, который прибыл сюда из Французской Западной Африки в шестилетнем возрасте, оказался у прекрасных шведских родителей и получил старших шведских братьев и сестер в придачу. Его приемный отец — главный врач в больнице в Кальмаре, мать — директор какой-то гимназии. Тоже в Кальмаре. Приличные люди. А не как у какого-то бедняги, простого парня в этой стране, — сказал Адольфссон, который сам был сыном одного из самых крупных землевладельцев лена и вырос в родовой усадьбе недалеко от Эльмхульта.
