Даже газета «Барометр» из Кальмара поставила убийство Линды на первое место, хотя и рассматривала его отчасти под иным углом, нежели крупные столичные издания. По мнению ее сотрудников, речь в первую очередь шла о столкновении между двумя полицейскими культурами. С одной стороны, полиция Векшё и ее знание местных условий и своего контингента — «там знают своих паппенхаймеров», — где предпочитали работать на узком участке и копать в глубину. И с другой — их коллеги из Государственной криминальной полиции, которые живут в мире компьютеров, привыкли к неограниченным ресурсам и, ни толики не сомневаясь, готовы для решения своих проблем действовать как можно более широким фронтом.
У «Барометра» также, судя по всему, имелись свои источники в полиции. Согласно одному из них, в руководстве расследования довольно быстро возникли разногласия, что никак не шло на пользу делу, совершенно независимо от того, кто был прав, а кто ошибался. Это, естественно, не могло не беспокоить, но одновременно, по мнению газеты, пока не стоило отчаиваться, и она выражала надежду, что преступник все равно будет найден, пусть даже прошел целый месяц с тех пор, как убили Линду.
В этот день утреннее совещание руководства расследования продолжалось вплоть до обеда. И единственной темой обсуждения были вопросы, поднимавшиеся в утренних газетах. Комиссар Олссон даже поинтересовался историей расследования убийства Пальме. Конечно, чисто из любопытства и не собираясь никого критиковать. И тем не менее.
— Да ты, Бекстрём, принимал ведь в нем участие? — неожиданно обратился он к комиссару.
— Угу, — буркнул Бекстрём с обстоятельностью человека, который, по большому счету, всю свою полицейскую жизнь занимался умышленными убийствами. — Проблема ведь в том, что никто из тогдашнего руководства совершенно не прислушивался к моим словам.
— Я уже допросил нескольких человек, — сообщил Рогерссон и пожал плечами. — И если господа меня извинят, еще парочка дожидается меня и сейчас.
После чего он коротко кивнул и удалился.
— Я тоже не остался в стороне, — сказал Левин. — Хотя чему тут особенно удивляться, ведь по-хорошему все, кто в ту пору работали в криминальной полиции Стокгольма, приложили руку к расследованию убийства Пальме тем или иным способом. Меня тоже никто не слушал, если это сейчас кого-то интересует, — добавил он.
Потом он также извинился и ушел.
Но у Бекстрёма выбора не было. Ему пришлось сидеть и смотреть, как еще один день из скудно отмеренного ему времени проходит впустую, пока он не смог наконец покончить с этим бессмысленным занятием и позаботиться о том, чтобы, по крайней мере, заполнить чем-то свой желудок.
Рогерссон явно не только корпел на допросах. Он уже находился в обеденном зале, когда мрачный Бекстрём присел за тот же стол и водрузил на него свой поднос, на котором стояли тарелка с дежурным блюдом и бутылка легкого пива (поскольку ничего лучше не нашлось).
— Тебе удобно? — спросил Рогерссон, как только Бекстрём расположился рядом с ним.
— Да, — сказал Бекстрём.
— Сейчас у нас в Стокгольме настоящий переполох, — сообщил Рогерссон, наклонившись вперед и понизив голос, энергично кивнул Бекстрёму.
— Неужели Морда появился со своей передвижной библиотекой у главпола на одиннадцатом этаже? — спросил Бекстрём, от души намазывая маслом кусок французского батона.
— Я поболтал с нашими парнями там, — сообщил Рогерссон. — И знаешь, кто будет новым шефом после Морды?
— Нет, откуда мне знать, — пожал плечами Бекстрём.
— Юханссон, — поведал Рогерссон. — Ларс Мартин Юханссон. Тот самый, кого коллеги по отделу правопорядка называют Мясником из Одалена.
— Ты имеешь в виду чертова лопаря? Этого не может быть, — нахмурился Бекстрём.
— У меня надежный источник, — заверил его Рогерссон.
Кроме того, его источник был довольно авторитетным, поскольку совещание правительства, где час назад назначили нового руководителя Государственной криминальной полиции, по-прежнему продолжалось, и ни один даже самый хорошо информированный журналист еще понятия не имел о данном перемещении. О нем собирались публично объявить только через пару часов, когда начнется пресс-конференция министерства юстиции.
В пятницу вечером Бекстрём собрал самых доверенных помощников на совместный ужин в отеле. Они начали у него в номере, чтобы в спокойной обстановке обсудить свои дела, и в порядке исключения Левин, Кнутссон и Торен отказались от щедро предложенного Бекстрёмом пива. Малышка Сванстрём не пила сей напиток, но сходила в свой номер и принесла бокал белого вина из бутылки, которую, очевидно, хранила у себя в мини-баре.
— Так я, по крайней мере, смогу поддержать компанию, — сказала она.
Бекстрём был взбешен. И не собирался терпеть всякую ахинею и оскорбления со стороны массы деревенских полицейских, которым вдобавок не хватало смелости высказать все ему в лицо. За день он несколько раз порывался отправиться прямо к шефу местной полиции и стукнуть кулаком по столу.
— При всем уважении к вам, Бекстрём, по-моему, это не особенно конструктивно, — возразил Левин.
— Значит, ты так считаешь? — спросил Бекстрём.
«Чертов предатель».
— Я склонен согласиться с Левиным, — заявил Рогерссон, который сейчас сидел и хлебал пиво Бекстрёма. — Как только мы упрячем этого мерзавца в тюрьму, вся болтовня сразу же прекратится.
«Еще один», — подумал Бекстрём.
— Это был кто-то, кого она знала, — продолжил Левин. — Кого она впустила совершенно добровольно, поскольку любила его, и я даже уверен, что она совершенно добровольно занималась с ним сексом сначала. Потом у него сорвало крышу.
— И где мы найдем его тогда? — спросил Бекстрём.
«В какой-то из твоих чертовых конструкций?»
— Понятно, мы найдем его, — уверенно произнес Левин. — Выбор ведь у нас невелик. Рано или поздно мы его найдем.
Потом они спустились в обеденный зал и поужинали, и, поскольку Бекстрём уже начал оттаивать, ему даже удалось убедить остальных в необходимости съесть по кусочку селедки перед едой.
— Я угощаю шнапсом, — сказал Бекстрём, который уже решил, как ему справиться с собственной маленькой проблемой без необходимости расставаться со своими кровными.
Потом они пили, главным образом он и Рогерссон, естественно, но даже Левин в конечном счете сдался и опрокинул маленькую рюмку. Кнолль и Тотт влили в себя приличное количество, прежде чем смылись в город, и на этот раз их явно интересовал не репертуар кинотеатров Векшё, а нечто совсем иное.
Сам Бекстрём сидел в баре вместе с Рогерссоном, и, когда они наконец, покачиваясь, разошлись по своим номерам, чтобы получить вполне заслуженный ночной отдых, оба были изрядно пьяны. У Бекстрёма возникла проблема с пластиковой карточкой-ключом, и дверь не хотела открываться, но Рогерссон помог ему и впустил внутрь.
