– Вернувшись в прихожую, я сложил драгоценности в сумку и начал задвигать вазу на место, старый механизм поддавался с трудом, и тут послышался скрежет поворачиваемого замка. Я снова бросился в салон и затаился за дверью. В дом пробрался вор! Я понял, что судьба дает мне шанс. Оглушив вошедшего, я приложил его руку к злополучной статуэтке, решив, что, найдя на орудии преступления отпечатки пальцев, убийство припишут ему. Потом я убежал. Хотел выждать некоторое время, а затем попытаться выбраться из Израиля. Я понимал, что выезд из страны мне закрыт в связи с этим проклятым медальоном. До сих пор не могу себе простить, что позарился на него!
– «Медальон себе простить не может, урод. А убитая женщина – это так, пустяки, отработанный материал», – злобно подумал Алекс.
– Но в деле Эстер Полаг я проходил лишь свидетелем, – продолжал между тем Шварц, – и я решил, что, когда оно закончиться, обо мне забудут, и я смогу уехать обратно в Россию.
– Почему именно в Россию? – поинтересовался старший следователь. – Насколько я понял, вы уехали оттуда весьма поспешно, опасаясь неприятностей со
– стороны ваших компаньонов.
– Такие вещи можно продать только в России. Лишь там сочетаются три фактора: большие деньги, понимание старинных вещей и желание все сделать тихо, не привлекая внимания государственных органов.
– И вы решили отсидеться у Юлии Ваксберг?
– Конечно. Я подумал, что никому не придет в голову искать меня у нее. Мы познакомились в самолете, она тоже летела одна в незнакомую страну и была испугана и растеряна. В аэропорту она дала мне номер своего мобильного. Потом мы несколько раз перезванивались, даже один раз сходили в кафе. На этом все и закончилось. Она пошла на курсы банковских работников, учила язык днем и ночью, а у меня уже появились другие увлечения. После… происшествия… в Неве-Цедек, я позвонил ей, наврал что-то про неустроенность, одиночество, желание поговорить с родственной душой, еще какие-то глупости. Она жила одна – это я сразу понял по разговору и напросился к ней в гости, да так и остался. До сих пор ломаю себе голову и не могу понять, как вы меня и ее вычислили.
– «Мазню свою нечего было дарить потенциальной жертве, подонок», – подумал про себя старший инспектор, но вслух, конечно, ничего не сказал, а распорядился увести арестованного.
– Помощник тоже ушел – надо было разгрести и другие дела.
– Пока старший инспектор оформлял бумаги, пока писал отчет, за окном резко, без всякого перехода день сменился южной ночью. Пора было заканчивать работу.
– В кабинет заглянул Алекс.
– Шеф, я тут нашел карту острова с отмеченным на ней местонахождением пиратского клада. Недорого прошу, только для тебя – скидка, – начал он, но, взглянув на мрачное лицо начальника, замолк и продолжил после паузы уже серьезно: – ты – голова! В управлении это дело уже легендами обрастает!
– Да брось! Такая мразь! Пойдем лучше пива выпьем, я угощаю.
– Это всегда пожалуйста, – с готовностью согласился Левин. – Вот отец пил в Москве пиво с приятелями – это был ритуал. Пиво покупали, воблу папин друг приносил – он какому-то рыбному начальнику операцию на сердце отлично сделал. Располагались на кухне, воблой по столу стучали, потом чистили ее долго.
– Что такое вобла и почему ею надо стучать об стол? – поинтересовался Дан.
– Рыба такая сухая и соленая. Стучали, чтобы размягчалась и чистилась легче. Шапиро мало что понял, покивал и отнес это к русским традициям, ну вроде как
– крики марокканцев по любому поводу.
– Так ее рыбный начальник сушил? У него коптильня была?
– Они уже подошли к двери из кабинета, и Алекс обдумывал, как половчее объяснить шефу понятие «дефицит», но в это время раздался телефонный звонок. Дан взял трубку, выслушал сообщение и кивнул помощнику:
– Пиво отменяется – ограбление, есть пострадавшие.
– Пиво откладывается, – уточнил Алекс.
