Только зрители не развалились в красных креслах партера, а висят подвешенные. Галина, Николай и Маруся смотрят этот жуткий спектакль. Богдан без сознания.
Карпаты. Верховина. Хата. Вечер.
Виталий натягивает хирургические перчатки, насвистывает мелодию песенки «Санта Лючия»
Звонок мобильного телефона. Виталий отвечает:
– Подождать тебя… Ты чего, Олег Николаевич?! Это же для меня как минимум двухсотый эксперимент. Я так насобачился. Нет! Я продублирую. Три камеры, два магнитофона. Ну, куда ещё тянуть. Ты же смотри, как всё отлично складывается. Есть на кого списать. Короче, я кофейку выпью и принимаюсь за Старика. Потом спущусь к развилке. В шесть ноль-ноль вертолётом меня подберёшь. А сюда сначала своих пацанов запустишь. А потом милицию, прессу. Крупным планом всех убиенных. Меня убитого вклеите из того материала, что для репортажа об аварии готовили. Там красиво… С глазками закрытыми, в крови.
Всё. Конец связи.
Он ставит осветительные приборы для съёмки. Его тянет поговорить. Видно, так из него стресс выходит.
– Где вам, придуркам, понять, что такое этот Старик – Виталий целует деда в макушку – Даже страшно подумать, что это всё могло попасть в чужие руки. Во-первых, его ладошки… «Всё в руках Дона Лоренцо» – передразнивает он мафиозников, – Вот это… – он поднимает кисти рук Старика, – кладёшь на экран прибора, который дактилоскопию читает в банке «Наполи», в «депазит» секции. Ну, с этим мы просто. Отчекрыжу. В формалинчик и всё – Виталий выставляет банки для хранения кистей в формалине, – но не сразу… Потому что в сейфах мелочь. Наличные, акции. Главное у него тут – он гладит Старика по голове – Всё! Номера счетов в банках, пароли. Списки людей. Все дела им прокрученные. Синьор Лоренцо не доверял бумажкам. Понятно, откуда инсульт. Перенапрягся бедный… – он разводит руками, изображая огорчение, – вот оттуда и будем вынимать. Называется – «электрошок с последующим поддержанием потенциала». Сколько опытов я в клинике провёл… Вот это к височкам – показывает Виталий, – Этот рычажок аж 15 тысяч вольт. Но весь фокус в том, что импульс не должен быть одиночный. А нужна серия с амплитудой… И тогда как пробка из бутылки с шампанским. Начинает человек говорить. Как заведенный. Причём в первую очередь несётся информация из раздела «Совершенно секретно». То, что старательно поглубже запихивалось. Корчит при этом, правда, пациента «не по-детски». А как же! Ведь это горят в мозгу все клеммы. Но излагается всё отчётливо. Быстро. И хорошо, что быстро. Потому что максимум пятнадцать минут и конец связи. Клиент сдыхает. Хотя, одного, помню, даже на двадцать две минуты хватило… Вот именно этого вынимания Дон Чезаре допустить не хотел. Как же! Папочка родненький. Папуля.
– Слушай, ты, у тебя мать была? – спрашивает сквозь зубы Маруся.
– А как же! Мамочка. Папа, между прочим, у меня половины этой страны был хозяин! Дедушки, бабушки. Полный комплект с обеих сторон. «Иди, Виталик, хирургом будешь»… Родственнички! Блядь! Ненавижу! Это у вас, пацаны, наоборот. Сиротки! Думаешь, мы не пробили вас по базе данных. Пробили! Поразвелось вас, бля, сироток.
Карпаты. Верховина. Хата. Двор. Вечер.
Виктор выходит на крыльцо. Садится на ступеньки, курит.
– Что, вот так, не жалко деда? – спрашивает Николай.
– На жалость берёшь – смеётся Виталий – Ты хоть одну ночь на настоящих разборках пережил?! Ты! Убогий! У тебя жена проститутка. Ты сам списанный, контуженный. Дочку свою сиротой делаешь. А всё потому, что во взрослые дела влез. Но ты за девку не волнуйся. Она мне понравилась. С собой возьму. Пока не надоест, – поворачивается к Марусе:
– А ты, дура. Ну, ходишь ты в Европу. Вы мне ещё тут про «чуття единої родини» спойте…. Я родово-общинный строй уже пережил. Луиджи тоже любил декламировать «мы: итальянцы-братья». А как резал и стрелял этих «братьев»! Вы чё, ребята? Ну, что у нас общего? Язык? Так я их уже четыре знаю. Для этого я полз через всё гавно? Сам доходил до всего. Каммора, шмамора… Крики, истерики, чёрные костюмы. Ой, какие мы страшные. Клоуны! Под голливудских косят. Каждый второй Де Ниро. Каждый третий Аль Пачино. Вот Дон Лоренцо это да! Мозг! А сынок его Чезаре… Ёбарь и дурак. И эти, которые вокруг и после него, обормоты. Вы не догоняете, ребята! Они – это вчера! Мы их только как ширму держим. Мы – это завтра!
– А мы? – спрашивает Маруся.
– А вы…Ты ж вроде ушлая, Маруся. Понимаешь. В шесть утра опустится вертолёт. Я со своим барахлом, с ручками и информацией и с девочкой туда. А оттуда шакалы Олега Николаевича. Они тут всё зачистят. Вообще, конечно, несправедливо. Вам бы премию, придуркам, отвалить от нашей конторы. Миллионов пять, а то и десять. Как «подельникам». Это же надо! Затащить Старика сюда Мы и не мечтали, чтобы с доставкой на дом. Идеально! Как по мне, я бы в награду вас даже и в живых бы оставил. Но свидетели – это, извините, всегда свидетели.
Виталий выбрасывает окурок.
– Что-то я разговорился…. Просто таки речь произнёс перед восхищённой аудиторией. Где пресса? Где телеоператоры?
Карпаты. Верховина. Хата. Вечер.
Виталий входит в хату, рассматривает термосы, привезённые с собой. Они прострелены. – Ну вот на хуй в термоса надо было стрелять? Мне же ещё полночи тут кувыркаться. Кофе у тебя, дура, есть? – спрашивает Марусю, роясь среди банок в шкафчиках.
– На верхней полке справа, – говорит Маруся.
– О, правильный сорт! – Виктор достаёт банку итальянского растворимого кофе. Ту же, что была у Маруси в кухне на вилле. – В принципе растворимый кофе всегда гавно. Но «Данези» я тоже люблю. Взбадривает.
Виталий достаёт свой походный чайник. Кипятит воду. Споласкивает кипятком стакан, наливает, насыпает ложку кофейного порошка. Добавляет ещё пол-ложки.
Маруся пристально следит. Даже не за Виктором, а за стаканом. Смотрит и Николай. Виталий, насвистывая «Санта Лючия», подтаскивает генератор. Надевает на Старика полиэтиленовый чехол. Достаёт записную книжку. Эта деловитая подготовка к операции пугает.
Виталий вводит цифры в переносной компьютер. Тянется за штекером и локтем сталкивает стакан с кофе со стола. Звон разбитого стакана. Маруся переглядывается с Николаем, беззвучно матерится.
Зато Виталий матерится вслух:
– Ну, блядь, руки дырявые – он ищет на кухонном столе другой стакан. Берёт эмалированную кружку, – Вот это вечная посуда. – Наливает кипяток в неё.
Насыпает порошок опять. Из той же кофейной банки.
Маруся шевелит губами, считая ложки. То же делает и Николай. Одна ложка, вторая. Ребята переглядываются.
Пока грузится программа в компьютере, Виталий выставляет на штативах портативные видеокамеры, соединяет провода и пьёт маленькими глотками из кружки.
– Тяни время. Он мало насыпал. Не сразу сработает! – выдыхает Маруся Николаю.
– Как?
– Ладно, я сама. Слушай, ты, доктор! – зовёт Маруся Виталия, – дело есть. Важное.
