Они успевают! Хозяин ресторана пролетает мимо минутой позже.
Николай продолжает мыть посуду, поглядывая сквозь полуоткрытое окно подачи в зал ресторана.
Уже за полночь и посетители почти все разошлись. Лишь в углу гуляет большая компания. Такая себе семейная пирушка. Носятся детки. Судачат жёны. Вяло переговариваются, попивая вино, мужья.
Во главе стола рослый, усатый мужчина в дорогом чёрном костюме. Между прочим, знакомое лицо… О! Да, этот тот, которого отпевали в маленькой церкви. Всё правильно. Сейчас ведь мы в начале истории.
По всему видно, что этот мужчина главный. Босс! Главный! И по тому, как он себя ведёт, и как ведут себя окружающие, которые тоже, видно, «крутые» мужики.
Николай видит, как охранники, стоящие за спиной у Главного, пропускают к нему знакомого ему Сутенёра.
Тот подобострастно прикладывается к руке Главного, что-то просит и получает благословение-кивок.
– Что, знакомого увидел? – спрашивает Николая, припавшего к окошку, напарник.
– Да. Нет. Так просто.
– Ты вообще глаза туда не пяль. Они этого не любят.
– Кто они?
– Хозяева жизни. "Каммора". Слышал?
– Не.
– А мафия?
– Тю! А как же!
– Так вот это каморра. Самая крутая из мафий. И самая древняя. Тут недалеко на набережной Санта-Лючия, родился всемирно известный Аль Капоне. Слышал про такого? Отсюда он уплыл в Соединенные Штаты, где его еще не скоро забудут.
Николай с интересом смотрит в зал.
– Знаешь. Колья, что такое «II testimone»? – говорит напарник, – Свидетель. У них, как у охотничьей собаки, рефлекс на это слово. Убирают сразу. Чтобы на суде потом не могло звучать: «а теперь, синьоры присяжные, заслушаем свидетелей».
– А я шо? Я ничо! – пугается Николай.
– Просто предупреждаю.
– И откуда ты всё знаешь? И русский язык и всё это?
– Ну, русскому нас в школе учили, пока мы были братьями по социалистическому лагерю. А вообще я профессором университета был в Белграде, пока сраный Клинтон нас не разбомбил.
– А этот район, где все проститутки выгуливаются? – спрашивает Николай, – Ну, ты рассказывал. Где, говоришь, полный интернационал. И ваши и наши.
– А! Шумное место. «Иподроме ди Агнано». Жену хочешь проведать?
– Да и в голове не было.
– Просто опять предупреждаю, – говорит югослав, – Давай, иди, собирай посуду.
Николай, неуклюжий в своём смешном наряде, выкатывает тележку в опустевший зал. Собирает со столов грязную посуду, опасливо поглядывая в сторону мафиози.
Возле одного из столиков в стороне от этой шумной компании, но явно принадлежащий к ней, сидит в кресле-каталке старик в элегантном чёрном костюме. Задумчивый. Между прочим, тот самый Старик который тоже присутствовал на «Отпевании» Опять же, не забываем, мы ведь сейчас в начале истории.
Итак, сидит Старик в стороне. Наверно, чтобы не отвлекала эта суматоха.
Николай собирает тарелки со стола возле него.
– «Скузи»! – извинительно произносит Николай первое выученное им итальянское слово.
Старик не реагирует. Видно, сильно задумался.
Николай откатывает порцию посуды в мойку и возвращается. Собирает бокалы с того же стола. Ещё раз вежливо извиняется. Никакой реакции. Ненавязчиво заглядывает в лицо старика и понимает, что перед ним человек после глубокого инсульта. Это когда вроде вся физиология на месте. А мозги заснули. Бессмысленный взгляд. Пустота в глазах.
Николай пожимает плечами, продолжает сбор бокалов.
И тут он совершенно чётко принимает чужую мысль. Просьбу! «Пить!» Он даже оглядывается по сторонам. Никого. Только Старик. И это: «пить!» Николай присматривается. Замечает двигающийся кадык и запёкшиеся губы.
– Сейчас, дед, сейчас!
Николай находит на столе непочатую бутылку воды, выбирает чистый бокал. Наливает, подносит к губам Старика. Вода проливается. Тогда парнишка берёт ложечку и начинает поить старика из ложечки. Тот судорожно, торопливо глотает. Видно, жажда мучит его давно.
– Не торопись, дедуля – приговаривает Николай, доливая в ложечку воды – водички хватит. Сейчас мы ещё ложечку.
И ещё.
Тут холодок прокатывается у Николая между лопатками. Вот такой чувствительный он паренёк. Сразу оглянуться он боится. Косится. Да! Кто – то стоит за его спиной.
Николай выпрямляется, поворачивается.
Перед ним тот самый! Главный. Он что-то спрашивает на итальянском языке. Николай испуганно мнёт свой колпак, разводит руками, лепечет на русском языке:
– Ну, я тут… Посуда… Собираю. Вижу, человек пить хочет.
Я просто…
Главный достаёт из кармана крупную купюру. Суёт Николаю. Тот благодарно кивает, подхватывает свою тележку с грязной посудой и быстро толкает её по полутёмному залу, подальше от беды.
Уже вкатывая тележку в двери мойки, оглядывается. Главный сидит рядом со Стариком. Обнимает его бесчувственного. Целует. Гладит по волосам. Что-то говорит. Поит старика из ложечки.
Николай с югославом уже заканчивают мыть посуду. Вдруг дверь в мойку резко открывается. В дверях Главный с парой телохранителей, хозяин ресторана и ещё щупленький невысокий блондин лет тридцати похожий на белую мышь. Он тоже из той компании за столом.
Югослав и Николай замирают в пару и полумраке мойки. Главный подзывает Николая, спрашивает, заглядывая в лицо:
– Как ты догадался, что он хочет пить? – переводит вопрос на русский язык блондин.
Николай испуганно пожимает плечами и комкает тряпку в руках. Молчит.
– Как ты догадался, что его отец хочет пить? – повторяет блондин и добавляет от себя: – ты не бойся, пацан. Меня Виталием зовут. Я переведу.
– Да, не знаю. Как-то… Ну, почувствовал, что дедушка пить хочет.
Виталий переводит его слова.
– Откуда?! – Спрашивает Главный.
– С Украины.
– Родители есть?
– Сирота.
Главный обнимает Николая за плечи и выводит из мойки. Парнишка испуганно оглядывается на югослава. На хозяина ресторана.
– Не бойся! – говорит ему Виталий, – Дон Чезаре берёт тебя к себе.
Окрестности Неаполя. Ночь. Дорога.
Ошалевшего Николая сажают рядом со стариком в большой чёрный лимузин. Ночь. Они едут по шоссе. Старик сидит прямо. Римский профиль. Бессмысленный взгляд.
В зрачках проплывают фонари вдоль дороги. Тишина.
Неаполь. Вилла. Ночь.
Какие-то ворота. Открываются. Закрываются Два охранника выгружают бережно Старика. Садят в кресло – каталку. Везут. Николай идёт следом.
