— Нам было интересно, как скоро вы очутитесь в постели, — сказала Зоя. — Мы даже хотели заключить пари, но потом решили, что это неприлично. А между тем я бы выиграла! — Она улыбнулась. — Я настаивала, что самопроизвольное возгорание произойдет сегодня. Мэлори считала, что вы продержитесь еще неделю.
— Так… — Дана уперлась кулаками в бедра. — Хорошенькое дело!
— Мы не делали ставок, — сказала Мэлори. — Мы верные подруги и даже не придали значения твоим словам, хотя Джордан действительно был бы подлым самовлюбленным мерзавцем, если бы рассказал Флинну.
— Хорошо, я умолкаю.
— Ни в коем случае! — замахала руками Зоя. — По крайней мере, пока не поделишься своими ощущениями. Будешь оценивать по десятибальной шкале или предпочтешь описательную модель?
Дана невольно рассмеялась:
— Не понимаю, за что я вас так люблю!
— А чего же нас не любить? Рассказывай скорее, — поторопила ее Зоя. — Тебе ведь самой не терпится.
— Потрясающе, причем не только потому, что я была готова к, как ты изволила выразиться, самопроизвольному возгоранию. Мне казалось, что я уже забыла, что такое… настоящая близость. Оказывается, нет. Это невозможно забыть. Нам всегда было хорошо в постели, а теперь стало еще лучше.
Зоя вздохнула:
— Это было романтично или безумно?
— В который раз?
— Теперь ты хвастаешься.
Дана засмеялась и снова принялась красить стену.
— Мне уже так давно было нечем хвастаться!
— И что ты собираешься с этим делать?
— С чем?
— Признаешься, что любишь его?
Вопрос слегка подпортил ей настроение.
— А какой в этом смысл?..
— Если ты будешь с ним откровенной…
— Это твой метод, — перебила подругу Дана. — Так ты разобралась со своими чувствами к Флинну. Это было правильно — для тебя, Мэл, и для него. Но для меня… Знаешь, теперь у меня нет никаких надежд, связанных с Джорданом, и я собираюсь сама отвечать за свои чувства и за их последствия. Мне совсем не хочется протягивать ему свое большое глупое сердце, чтобы он был вынужден делать выбор. Достаточно того, что у нас есть. Пока достаточно.
О завтрашнем дне будем думать завтра.
— Ну… Пожалуй, я не стану с тобой спорить, — сказала Зоя. — Наверное, тебе нужно время, чтобы все утряслось или, наоборот, куда-то сдвинулось. Но не только. Может быть, это вообще часть поисков ключа.
Валик в руке Даны дрогнул.
— То, что я переспала с Джорданом, — часть поисков ключа? Какая тут связь, черт возьми?
— Я не имела в виду секс. Хотя секс — не будем отрицать — чем-то похож на магию.
— Ну да, конечно боги поют, а феи плачут. — Дана в десятый раз провела валиком по стене. — Но я не поверю, что наша с Джорданом безумная страсть приведет меня к ключу.
— Я говорю об отношениях, о связи — называй это как хочешь. О том, что между вами было, что есть и что будет.
Зоя замолчала, пристально вглядываясь в лицо Даны.
— Разве это не согласуется с тем, что Ровена говорила тебе о ключе? — продолжила она. — Может быть, это часть целого?
Дана немного подумала и снова окунула валик в краску.
— Чертовски любопытное замечание! Логика тут есть, Зоя, но я не вижу практической пользы. Сомнительно, что я найду ключ от шкатулки с душами среди простыней, когда в следующий раз буду заниматься любовью с Джорданом, но это любопытная точка зрения, которую будет забавно проанализировать.
— Возможно, все дело в каком-то предмете или месте, важном для тебя или для вас обоих. В прошлом, настоящем и будущем. — Зоя развела руками. — Я путано объясняю…
— Вовсе нет, — возразила Дана, и ее лоб прорезала вертикальная морщинка. — Прямо сейчас мне ничего не приходит в голову, но я обещаю подумать. Пожалуй, даже поговорю с Джорданом. Нет смысла отрицать, что он участвует во всем этом и может оказаться весьма полезным.
— Я хочу сказать только одно. — Мэлори расправила плечи. — Любовь — это не бремя! Ни для кого. Если Джордан Хоук думает иначе, он не достоин любви.
Дана на секунду замерла, потом отложила валик, подошла к Мэлори, наклонилась и поцеловала в щеку.
— Ты чудо!
— Я вас люблю. Обоих. А тот, кто не отвечает на любовь, — идиот.
— Дай я тебя обниму! — Дана сжала Мэлори в объятиях. — Что бы ни случилось дальше, я счастлива, что у меня есть вы двое.
— Это так здорово! — Зоя присоединилась к объятию. — Я очень рада, что Дана переспала с Джорданом и мы услышали об этом столь увлекательный рассказ.
Дана рассмеялась и шутливо оттолкнула подруг.
— Сегодня я буду стараться изо всех сил, чтобы завтра у нас был повод по-настоящему растрогаться и всплакнуть.
11
Джордан спал, обняв Дану за талию и обхватив ногами, словно хотел удержать ее так навсегда. Хотя в этот раз уйти должна была не она.
Он совсем не был уверен, что ему позволят остаться. В ее постели или в ее жизни.
Путешествуя в мире снов, Джордан словно держался за Дану.
Это была летняя лунная ночь, дышащая ароматами зелени, цветов и тайны. Лес окутывала тьма, нарушаемая лишь мерцанием светлячков — слабенькими желтыми вспышками на черном фоне. Во сне Джордан откуда-то знал, что он мужчина, а не мальчик, каким был тогда, когда шагал по заросшей травой опушке этого леса. Его сердце учащенно билось от… страха? Предвкушения? Понимания неизбежности того, что должно было произойти? Он направлялся к громадному черному замку, устремленному к плывущей в небе луне.
Друзей с ним не было — в отличие от той жаркой летней ночи, что запечатлелась в его памяти. Флинн и Брэд — с сигаретами и пивом, находящимися под запретом, с палаткой, исполненные юношеской отваги и безрассудства, — сейчас его не сопровождали.
Джордан был один. Воины Ворриорз-Пик охраняли ворота за его спиной. Дом казался безжизненным и безмолвным, как гробница.
Но не пустым. Не стоит полагать, что дома — старые дома — могут быть пустыми. Они наполнены воспоминаниями, угасшим эхом голосов. Каплями слез… Каплями крови… Звенящим смехом и криками ярости, которые на протяжении стольких лет слышали эти стены. Все это оставило на них свой отпечаток.
Может быть, это тоже жизнь?
Джордан знал, что есть дома, которые дышат. В их дереве и камне, кирпичах и растворе таилась личность сродни человеческой.
Ему нужно было вспомнить что-то связанное с этим домом, с этим местом. Сегодня ночью. Нечто знакомое, но он никак не мог сформулировать, что именно. Мысль то всплывала, то снова ускользала, словно слова полузабытой песни. Дразнила, не давала покоя.
