Перед дверью квартиры, в которой проживал убитый, стоял сержант милиции. Ретиво распахнув перед старшим оперуполномоченным дверь, он вновь занял прежнее место.
Перешагнув порог, Шевцов оказался в небольшой комнате. Обыкновенная холостяцкая конура, где можно укрыться от тягот окружающего мира. Если покопаться в шкафу, то можно было бы отыскать пару женских вещичек, оставшихся от девушек, что находили в этой квартире недолгое пристанище.
Вот так оно и бывает: каких-то несколько часов подряд он был нужен очень многим, возможно, что был даже любим женщинами, а сейчас бездыханный лежит на кафельном полу в подъезде. Вряд ли те же самые женщины вспомнят о нем через год. Обзаведутся новыми любовниками, а прежние чувства безжалостно затрут свежие впечатления. Оно и понятно: живые думают о живых, и обвинять их в этом не стоит. А сейчас в комнате витал аромат каких-то дорогих духов, вот, собственно, и все, что осталось от беспечной жизни. Через какой-то час исчезнет и этот запах, а вместе с ним затрутся воспоминания о Ефиме Викторовичем Егорове.
В какой-то момент запах женских духов показался Шевцову невыносимым. Он подошел к окну и распахнул створку, в комнату ворвалась свежесть.
Немного полегчало.
И тут на подоконнике, за занавеской, он увидел любительскую фотографию совсем молоденькой девушки в красивой декоративной деревянной рамочке. Подняв фотографию, он глянул на обратную сторону, там было написано: «Дорогому Ефимушке от Клары». Шевцов с интересом стал рассматривать снимок. О таких девушках обычно говорят – блондинка. Но по одному ее взгляду было понятно, что она была из того «сословия», ради которого можно было пожертвовать многим, включая личное благополучие. Чего только стоили широко распахнутые темно-карие глаза в сочетании со светлым цветом волос!
Эта была единственная женская фотография в холостяцкой квартире. Надо полагать, что через эти квадратные метры прошло немало девушек, однако это не заставило Ефима швырнуть именно эту фотографию в мусорную корзину.
Подоконник был покрыт тонким слоем пыли, и только на небольшом кусочке, там, где стояла фотография, осталась короткая светло-серая полоска, свободная от налета пыли.
Надо узнать, что это за девушка. Не исключено, что после навалившихся неприятностей Егоров намеревался направиться именно к ней. Так бывает. Мечешься порой, ищешь чего-то особенного, а потом вдруг начинаешь осознавать, что путь, по которому столь долго шел, ведет в никуда. И нужно набраться мужества, чтобы пуститься в обратную дорогу. На перепутье даже на самого бесчувственного человека нисходит откровение, и он принимает решение, от которого круто меняется жизнь. Возможно, нечто подобное произошло и с Ефимом несколько часов назад, когда он взял в руки портрет некогда любимой девушки. Последнее время портрет стоял в одиночестве, почти забытый, покрываясь слоем пыли, и вот, сдунув со стекла серый налет, Ефим Егоров незадолго до своей смерти, взяв в руки портрет, принимал какое-то важное для себя решение.
Вадим интуитивно почувствовал, что истина находится где-то поблизости. Он подошел к телефону и нажал на кнопку воспроизведения последнего номера. Еще через секунду раздался встревоженный женский голос:
– Ефим, это ты? Почему ты не отвечаешь, я тебе звонила…
Душу покоробило, как если бы кто-то прошелся по ней грубой наждачной бумагой. Шевцов невольно поежился: не самое подходящее время, чтобы говорить правду.
– Это Клара? – спросил Шевцов наудачу.
– Да, это я, – прозвучал в ответ взволнованный и одновременно удивленный голос. – Это не Ефим?
– Нет.
– А с кем я говорю? – Ее беспокойство усиливалось.
– Это майор Шевцов из уголовного розыска…
– А в чем дело?
– Вы были знакомы с гражданином Ефимом Викторовичем Егоровым?
Шевцов ненавидел себя за казенные интонации, но они прорывались в его голосе всякий раз, когда он сообщал трагическую новость.
– Что значит была? Неужели…
Вадим ожидал невольного вскрика, повышенного тона, готов был к тому, что Клара попросит его вновь задать вопрос, но никак не был готов к подобному тихому возгласу.
Шевцов зажмурился до боли в глазах. Ну не следует быть таким чувствительным! Беречь себя нужно, а иначе надолго не хватит.
– Дело в том, что Ефим Егоров был застрелен в подъезде собственного дома около трех часов назад.
– Боже мой, – услышал он сдавленный женский голос, – ведь он же собирался приехать ко мне.
Вадим невольно представил, как темно-карие девичьи глаза наполняются страданием, веки разбухают от слез, а тонкие губы, перекосившись, отнимают у девушки значительную долю очарования.
Смятение продолжалось всего-то несколько секунд. Ему на смену пришел профессионализм, выкованный в десятках, а то и сотнях подобных диалогов. Вадим понимал, что сейчас наступил самый подходящий момент для откровенной беседы. В горе люди испытывают острую необходимость выговориться, поделиться. Позже, когда произойдет осмысление случившегося и когда мысли примут прежнюю упорядоченность, а душевная рана затянется, они уже начнут выбирать, о чем следует рассказать, а что оставить при себе.
Никакого цинизма, просто голый профессионализм. Должен же он отыскать этого треклятого убийцу!
– Знаете что, мне с вами нужно переговорить.
– Когда бы вы хотели сделать это?
– Немедленно. Есть надежда, что мы сумеем раскрыть преступление по горячим следам. Я очень надеюсь на ваше понимание и помощь. От нашего разговора будет зависеть, как долго преступнику гулять на свободе.
Секундная пауза, показавшаяся майору Шевцову невероятно длинной.
– Ну, хорошо… Приходите. Если дело обстоит именно таким образом. Вы знаете, где я живу?
– Уточните, пожалуйста, адрес.
– Улица Мытная, семнадцать, квартира двадцать семь.
– Понял. Я скоро подъеду. Никуда не уезжайте.
Уже через полчаса Шевцов был по указанному адресу.
Первое, что мимоходом отметил он про себя, когда дверь распахнулась после короткого звонка и на пороге предстала Клара: на фотографии девушка была немного моложе, смотрелась более наивной, что ли. Значительную часть очарования отнимали покрасневшие от слез глаза. В какой-то момент где-то в глубине ее зрачки вспыхнули надеждой: может, все-таки произошла ошибка и убит кто-то другой!
Шевцов смотрел на нее сочувственно, отнимая последнюю надежду.
– Извините, – подобрал наконец Шевцов подходящее слово. – Я звонил вам…
Девушка некоторое время стояла у порога, словно дожидалась продолжения, после чего отступила в сторону.
– Входите.
Вадим прошел в комнату. Видно, так и должна выглядеть девичья светлица. Аккуратная. Прибранная. Каждая вещь на своем месте. О каком-то достатке говорить не следовало, типичный набор, украшающий гостиную: небольшой раскладной диван, на котором аккуратно были расставлены мягкие игрушки (очевидно, подарки поклонников), два мягких кресла, покрытые какой-то тканью ручной работы. Сразу видно, что вещь дорогая и труда в нее было вложено немало. Для усиления ощущения не хватало еще прялки с мотком ниток.
