– Ладно, пойдемте в дом, – сказал Шевцов и, взойдя по скрипучему крыльцу, вошел в дом.
Тимофей покрутил головой: увидел колодец, стоявший в центре деревушки; водокачку, сложенную из белого кирпича, и зернохранилище у самого леса. В прежние времена здесь было весьма крепкое хозяйство, но сейчас от былого могущества осталась только никчемная металлическая труба на окраине селения, прорывающая небо: понять ее предназначение Тимофей так и не сумел. Скорее всего, она была воздвигнута в качестве погребальной стеллы угасшему хозяйству.
Дом был с приусадебным участком, вокруг которого располагались какие-то покосившиеся постройки. Земля основательно заросла бурьяном и чертополохом; среди бурьяна проглядывало несколько высохших яблонь. Похоже, что хозяина куда больше интересовал свежий воздух, чем приусадебное хозяйство.
Немного помешкав, Тимофей направился следом за Шевцовым. Его встретил небольшой узкий коридор, в котором с трудом разминулись бы двое мужчин, шагнул дальше на длинную террасу со множеством окон и увидел вполне буколическую картину: за небольшим столом, стоявшим у окна, расположился крепкий мужчина лет тридцати пяти и безмятежно попивал чай из глубокого цветастого блюдечка.
– Проходите, – добродушно произнес он, – я вас заждался. – Кивнув на большой чайник, стоявший в центре стола, добавил: – Как дела, Тимофей?
Слегка смутившись, Воропаев приостановился у порога. Человека, сидящего за столом, он видел впервые, но тот говорил так, словно они были знакомы не один год.
– Ну, право, ты как не свой! – Мужчина источал неподдельное радушие. – Да проходи же ты, наконец, присаживайся за стол. Вадим, – повернулся он к Шевцову, – объясни молодому человеку, что я его не съем.
От Тимофея не укрылось, что майор в присутствии крепкого мужчины чувствовал себя несколько стесненно: нечто подобное чувствует подчиненный в присутствии начальства.
– Садись на тот стул, Тимофей, – сказал Шевцов и, показывая пример, уселся на табурет, стоявший у окна.
Едва кивнув, Воропаев присел, положив перед собой руки. От неизвестного веяло какой-то скрытой силой.
А может быть, угрозой?
– Чаю желаешь? – неожиданно предложил мужчина. – С шиповником.
– Нет, спасибо, – отказался Тимофей.
– А я вот выпью. С детства обожаю шиповниковый отвар. Матушка мне его делала. Особенно хорошо с сушками. Макнешь и лопаешь, – продолжал расточать он обаяние.
Воропаев неотрывно смотрел на его улыбающееся лицо. И вдруг поймал себя на том, что понемногу пропитывается к неизвестному симпатией и, что самое скверное, поделать с собой ничего не может. Возможно, что человек, сидевший перед ним, имел пресквернейший характер, обладал изощренным коварством, а сейчас просто нацепил одну из своих радушных масок и мастерски лепил какую-то комедию.
Надо собраться. Возможно, даже как-то запротестовать, а то и вовсе сбить дружеский настрой собеседника, но Тимофей почувствовал, что всецело попал под его обаяние.
Ну не хочется строить недовольной гримасы улыбающемуся человеку! За последние дни он встречал только унылые физиономии, включая Невольского с Зямой.
Аккуратно, стараясь не пролить красно-бурую жидкость на стол, он налил отвар в блюдечко и немного отпил.
– А хорошо! Знаешь, Тимофей, давно я не пил отвар из шиповника. Даже как будто бы помолодел. – Поставив пустую чашку на край стола, он продолжил: – Ты, наверное, голову ломаешь, кто я такой?
– Как вам сказать…
– Вижу, ты дипломат, это хорошо! Зовут меня Михаил Викторович Степанов, я из военной разведки.
Тимофей невольно хмыкнул:
– Думаю, что представляться мне не нужно.
– Да. Мы знаем о тебе многое… Точнее, почти все. Нам известно, что в последнее время ты потерял двух своих близких друзей. – Тимофей невольно сглотнул. – Знаю, что тебя курировал человек по фамилии Мещерский. Нам известно, что в последние дни ты близко сошелся с одной красивой девушкой, которая тебе очень понравилась. Кажется, она мулатка?
– Что вам нужно? – глухо спросил Тимофей.
– А вот это уже конструктивный разговор. – Интонации Степанова сделались несколько строже, но даже они не сумели умалить природное обаяние военного разведчика. А может, в разведку набирают именно таких типов, способных расположить к себе даже груду холодных камней? – Нам нужна твоя помощь.
– Это вербовка, что ли?
Степанов добродушно рассмеялся. Потускневшее было обаяние проявилось новыми неожиданными гранями. В какой-то момент Тимофею вдруг показалось, что от непомерного веселья из глаз разведчика брызнут слезы.
Однако не произошло.
– Ну ты, брат, и рассмешил, – неожиданно холодно сказал Степанов. – Разве ты располагаешь какой-то заслуживающей интереса информацией, которая была бы полезна? Ничего, что я с тобой на «ты»?
– Все в порядке, – отмахнулся Тимофей. Куда же тут денешься!
– Ты что, работаешь в какой-то крупной военной корпорации, обладающей новейшими передовыми технологиями? Или, может быть, являешься резидентом одной из стран НАТО? – Тимофей благоразумно промолчал. – Ничего подобного за тобой нет! А если бы ты действительно работал в какой-то крупной компании, владеющей военными секретами, то следовало бы очень сильно подумать, а стоит ли вообще привлекать тебя к сотрудничеству.
– Это почему же? – в вопросе Тимофея прозвучала откровенная обида.
– Просто у нас другие правила игры, чем где-нибудь в милиции. Прежде чем пойти с человеком на контакт, мы проводим очень тщательное тестирование. И первое, на что мы обращаем внимание, так это на то, например, какую одежду предпочитает контактер. Это очень важный фактор, он говорит о многом.
– Что же вам не понравилось в моей одежде?
– Рубашка!
– Никогда бы не подумал. Чего же в ней такого неподходящего?
– В ней слишком много желтого цвета. Так что если бы я составлял твой психологический портрет, то ты явно не подошел бы нам.
– Чем же так плох желтый цвет?
– Желтый цвет ассоциируется с неустойчивой психикой, а нас в первую очередь интересуют люди предсказуемые, с которыми можно вступать в длительный и надежный контакт.
Тимофей невольно улыбнулся и перевел взгляд на Шевцова, сидевшего неподвижно, как изваяние. Желтую рубашку ему пришлось надеть сегодня утром по настоянию майора, так как у его прежней, темно-синей, порвался рукав.
Не ходить же в рваном!
– И какие же цвета для вас предпочтительнее?
– В основном темные. Я был бы обрадован, если бы ты пришел, предположим, в темно-синей рубашке…
– Хм… Почему?
– Это цвет покоя. Я бы сразу отметил, что с этим человеком можно иметь дело.
– Вот оно как.
