– Получается, что так… Дело было закрыто, преступника так и не нашли, – сдержанно ответил Шевцов, тон капитана ему не понравился. – Собственно, поэтому я и приехал, чтобы понять, что же там произошло.
– Те люди, которые в то время здесь служили в комендатуре, уже давно уехали. Правды теперь уже не найти.
– Куда уехали?
– Наивный вы человек… Позанимали теплые места и сидят спокойно. Вам до них не докопаться. А если дело закрыли, значит, это им было выгодно, значит, им за это хорошо заплатили. Хотя правда лежит на самой поверхности. Понимаете, здесь все упирается в деньги, что бы вы ни делали. Даже мертвый солдат стоит пятьдесят долларов… Удивлены? Вот видите, вы даже об этом и не знали. А этими останками весь Моздок забит! И все они подсчитаны, а деньги уже поделены. А сколько было таких солдатиков… Страшно даже подумать! Как вы считаете, эти деньги достанутся матерям или вдовам? Как бы не так! А потом разве матери возьмут эти деньги! – Пономарев источал желчь. – Это только мертвый солдат столько стоит, а сколько же тогда будет стоить живой… Подумали? Вот и я о том же. Получается, что очень многие люди были заинтересованы в этой войне. А закрыть дело или открыть его, так это еще одна статья заработка. Причем весьма неплохая. Если кому-то будет выгодно, откроют.
– Вы говорите так, как будто вам известно что-то конкретное.
– Разумеется, известно, чего же просто так чесать языком. Есть солдат, который слышал разговор о том, как девушку эту заказали. Солдата допросили, но дело все же замяли. Уверен, что его показания даже в дело не вошли, просто они никому были не нужны. Выкинули их за ненадобностью, вот и все. Мешали! Я даже удивлен, что этого солдата не застрелили.
Шевцов невольно нахмурился: дело он изучил довольно тщательно, но не помнил, чтобы там фигурировали показания солдата.
– Вот как. И где же найти этого солдата?
– А чего его искать? – удивился Пономарев. – Он сейчас за дверью стоит. Панкрат!
В кабинет вошел сержант.
– Товарищ капитан… – вытянулся он.
– Отставить, сержант! С тобой майор хочет поговорить. Расскажи ему все, как было.
– Это о чем же?
– Вспомни, что ты в плену услышал.
– Ах, это. – Рот Панкрата болезненно скривился. – Так с чего начать-то?
– Как ты попал в плен? – спросил Шевцов.
– По-глупому. Отошел от блок-поста всего-то метров на двадцать по нужде, у нас туда тропинка была протоптана… Ну, мне мешок на голову и в машину. Видно, дожидались… Ладно, меня очень быстро хватились, а то еще неизвестно, чем бы все это закончилось.
– Это верно, – согласился капитан. – Через четыре часа мы его на двух боевиков обменяли.
– За то время, пока я там у них сидел в плену, о многом успел передумать.
– И что же ты там слышал?
– Меня в дом повели…
– Зачем?
– Обычно у них в доме подвалы вырыты для пленников, а вход ковром покрывают, диван на него ставят. А тут, слышу, машина какая-то подъезжает, меня тут же в соседнюю комнату затолкали и сказали, чтобы я не шевелился, а то голову отрежут. Ну, сел я на какую-то лавку, жду, что же там дальше будет. Тут слышу, входят люди. Выглянул я немного и вижу, что идет какой-то важный чеченец, рядом хозяин. Я понял так, что это был один из их лидеров. Они сели за стол, о чем-то поговорили, а потом он сказал, что ему нужно убрать одного человека…
– Ты понимаешь по-чеченски? – удивился Шевцов.
– Я здесь уже не первый год, – несколько смутившись, ответил сержант. – Так что кое-чему научился.
– И что там дальше было?
– Речь шла о девушке, которая находилась в следственном изоляторе…
– Они назвали ее имя?
– Да. Земфира Магомедова.
– Что было дальше?
– Стали торговаться. Сумму я не помню, но хозяева остались довольны.
– Как выглядел гость?
– Как-то обыкновенно. Ему было лет сорок с небольшим. Бородатый. На голове каракулевая шапка. Волевое лицо. Сухощавый. Больше я его никогда не видел. Но уверен, что сразу бы узнал!
– Может, у него были какие-то отличительные приметы?
– Кажется, не было никаких, – задумался сержант. – Хотя нет, была одна! Он ведь пришел в фуфайке, руки по локоть у него были открыты. Помню, что руки были очень мускулистые, сильные, привыкшие к физическим нагрузкам. На предплечье у него была наколка…
– Что за наколка?
Сержант неопределенно повел плечами.
– Обычно такие наколки делают в армии, еще год службы рядом выкалывают… Год службы не помню, но под ним было написано «Грозный». Буква «Г» немного кривая, чем-то на женский профиль похож. Это как-то сразу было заметно. Непонятно было: не то специально было сделано, не то трафарет неправильно лег. Я ведь сам немного рисую, может, поэтому и обратил внимание. А выше был нарисован волк с оскаленной пастью. Задерживаться он не стал, сразу ушел, а еще часа через три подошли наши, ну и забрали меня.
– Ты кому-нибудь рассказывал об этом разговоре?
– И не однажды рассказывал, – обидчиво протянул Панкрат, – только ведь меня никто и слушать не хотел. Все отмахивались.
– Ладно, сержант, только о нашем разговоре ты никому не рассказывай, договорились?
– Так точно, товарищ майор! – бодро ответил сержант. И уже не по уставу добавил негромко: – Можете не сомневаться, не подведу.
Сержант ушел.
– Я вижу, вы с пониманием, – разбил неловкое молчание Пономарев, – переживаете за дело. А не боитесь, что оно может стоить вам карьеры?
– Кто-то же должен добиваться правды.
– Тоже верно. Я поступка Мещерского не одобряю, – поморщился капитан. – Потом у многих из-за него неприятности были. Мне тоже досталось, все спрашивали, где он может быть. Куда мог уехать. Только кто его знает? Мещерский человек неординарный, вот и поступал всегда очень нестандартно. А ведь только после этого он здесь появлялся.
– Вы уверены? – опешил Шевцов.
– Совершенно точно. Я его видел на расстоянии нескольких шагов и не мог ошибиться.
– И вы никому не сказали об этом?
– Нет.
– И когда же это было?
– В прошлом году.
– А кто-нибудь его еще видел?
– Думаю, что я был единственный из наших, кто видел его. Вряд ли кто-нибудь еще. Такие вещи не утаишь, иначе стало бы известно.
– Как это произошло?
– Как-то неожиданно, вечером. Дело было на улице. Мы встретились взглядами, он мне слегка улыбнулся, а потом мы разошлись в разные стороны. Он прекрасно знал, что я его не выдам. Уверен, что он приедет и в этот раз.
