Я долго грустил после того, как узнал о смерти папы. Однажды он просто исчез, сразу после случившегося на КПП. Я никогда не спрашивал маму, упал ли он в шахту, или угодил под колеса грузовика, или подцепил ту же болезнь, которой болела бабушка, потому что мама все время была расстроенной. Она плакала и плакала, а как-то сказала мне: «Твой папа ушел». Я спросил: «Надолго?» – и она ответила: «Навсегда».
Однажды мама пошла наверх и не спустилась, и мне это показалось странным: я-то рассчитывал, что она отведет меня в школу. Сам я, пятилетний, пойти туда не мог. Я прождал два часа, потом поднялся наверх, заглянул в ванную комнату, в спальню мамы и папы. Мама лежала в постели. Я ее толкнул, закричал: «Просыпайся!» – но она не шевельнулась. Я сорвал покрывало, топал ногами, хлопал в ладоши, щекотал пятки, а потом заметил на простыне белые коробочки. Я знал, что это такое: видел, как мама забирала их у доктора. Только таблеток в них уже не было, и я испугался. Мама начала кашлять, и сердце у меня забилось быстрее: я обрадовался, что она издает хоть какие-то звуки. «Ты уже проснулась?» – спросил я, но она просто наклонилась через край кровати, и ее вырвало мне на ноги.
Я помню, как скатился вниз, открыл парадную дверь, встав на вращающийся табурет для рояля, и бежал всю дорогу до дома бабушки. Рассказал ей, что мама больна, и на кровати белые коробочки из-под лекарств, и мне очень хочется есть. На лице бабушки отразился шок, глаза стали большими и грустными. Она велела мне приготовить гренки, куда-то позвонила, а затем быстро пошла со мной к нашему дому, но в дом меня не пустила, а сказала: «Иди в школу, иди в школу». И я пошел, хотя узел в животе с каждым шагом затягивался все туже и туже. В тот день я впервые увидел Руэна.
– Руэн, – говорю я теперь.
Я могу позвать его по имени, когда точно знаю, что никто меня не услышит, а подобное случается редко. Он сидит на моей кровати, а я – на полу делаю домашнюю работу по математике. В образе Старика он предстает все чаще и чаще, словно устал. Когда ходит, подволакивает ноги, и его лицо становится хмурым. Через несколько мгновений он поднимает голову:
– Что?
– Так ты уже вытащил моего отца из ада?
Руэн улыбается.
– Значит, вытащил?
Он начинает кашлять, бьет себя в грудь.
– Разумеется, вытащил!
– Правда? – Сердце колотится в груди, и возникает желание отлить. – Когда это произошло? Тебе пришлось спасать его оттуда? В жестокой борьбе?
Он все кашляет.
– Да, да, без этого не обошлось.
Мысли мчатся, как пришпоренные кони. Я вижу ад, полыхающее огнем, сверкающее место с толпами людей, напоминающее концерт «Металлики». Крики оглушают, и это город, с городских стен льется оранжевая лава, пламя вырывается из окон, и везде существа, похожие на демонов, которых я вижу постоянно, только хуже. Эти похожи на зомби с вырванными кусками плоти и кровью, льющейся по лицам. Драконы кружат в красном небе, к нему поднимаются клубы черного дыма. Я вижу Руэна, широкими шагами направляющегося к большому черному зданию, у парадной двери которого огонь выплескивается из шахт. Здоровенные, злобные охранники стоят у двери с длинными копьями и в рыцарских доспехах. Из шлемов торчат рога, как у носорога, броня утыкана шипами. Когда Руэн подходит, они скрещивают копья, загораживая проход. Он смотрит на них, и глаза у него красные. Он говорит им, что он – Борона. Они падают на колени и дрожат перед ним. Он поднимает ногу и пинком открывает дверь.
Внутри здание выглядит как самый большой кафедральный собор. Везде камень и горгульи, и потолок такой высокий, что, закидывая голову, чтобы разглядеть его, можно потерять равновесие и упасть на спину. Жуткие существа с клыками вампиров орут, визжат и пытаются полоснуть когтями, но Руэн спокойно идет к тому месту, где держат моего отца. Он знает, где: в комнатке под крышей самой высокой башни. Ему приходится уклоняться от когтей и клыков этих существ, но он добирается до нужного места. Мой папа ему очень признателен, и когда Руэн говорит ему: «Меня прислал твой сын», – папа плачет. Потом Руэн пробивает дорогу моему отцу, который держится за его спиной, только в этот момент Руэн начинает говорить по-немецки и на нем кожаная куртка. Они выходят из черного здания, и снаружи их ждет «Харли-Дэвидсон». Руэн с папой запрыгивают на него и уезжают на Небеса.
– Да! – восклицаю я. – Совсем как в «Терминаторе»!
Руэн смотрит на меня, ничего не понимая.
– Подожди… ты сражался и с сатаной? – спрашиваю я. – Он прилетел на драконе, и с неба падали огромные куски раскаленного угля?
– О чем ты?
– Спасая моего отца!
Я слышу доносящиеся из коридора быстрые шаги.
– Он тебя поблагодарил? Ты рассказал ему обо мне?
Руэн смотрит в пол, словно обдумывает мои вопросы. Наконец встает и улыбается.
– Твоего отца освободили из ада вчера, разумеется, по моему приказу. Он очень меня благодарил и заверил, что останется у меня в долгу до скончания веков. Более того, выразил надежду, что его сын – это ты, Алекс, – попытается частично оплатить этот долг, сохраняя мне верность и помогая в моих исследованиях.
Я пристально смотрю на него, все еще потрясенный тем, что он выполнил свое обещание. И я думаю о Кейти, о том, что сделала ее мать. И тут Руэн был совершенно прав.
– Ты согласен, Алекс?
– Что?
– Останешься мне верным и будешь помогать в исследованиях, как и просил твой отец?
– Да, конечно. Мой отец теперь счастлив? Ему понравились Небеса? Он спрашивал обо мне и маме? На Небесах есть ангелы?
Руэн что-то бурчит себе под нос.
Тут я кое-что вспоминаю. Мне следовало попросить об этом Руэна.
– Ты сказал моему отцу, что я его люблю?
Лицо Руэна застывает.
– Ты этого хотел?
Я киваю, и внезапно радость уже не такая бурная, словно я почти добрался до цели, но только почти.
– Может, он и так знает. Как думаешь?
Руэн пожимает плечами.
– Но ты… ты хотя бы почувствовал, что он знает о моей любви?
Лицо Руэна мрачнеет, в морщинах уже можно прятать маленькие предметы. Я вспоминаю, что спрятал пятерку за батареей в своей комнате, и задаюсь вопросом, по-прежнему ли она там.
Руэн фыркает и раздувает ноздри.
– Мой дорогой мальчик, любовь – это чисто человеческое. Я ничего не знаю о любви. А если бы узнал, очень, очень рассердился бы.
Я кручу пальцем у виска, желая показать: все сейчас сказанное им – бред. Он смотрит на дверь. Наверное, он сейчас уйдет, и внезапно мне очень хочется уговорить его остаться. Но Руэн садится на кровать.
– Знаешь, Руэн, – говорю я, – в каком-то смысле ты похож на моего папу. Я не хочу сказать, что не люблю папу, просто… я рад, что ты здесь.
