– Никаких особых планов. Вернусь к себе в номер и займусь письмами. Я уже так давно не видел родных. Меня тревожит, что с ними и как.
Он рассказал ей о младшей сестре, о том, как Катрина попала в аварию. А она, в свою очередь, рассказала ему об Эвадне и Зандере, о том, как к ней в Афины приезжал отец, о том, как она почти что сбежала в свое время из дома, нарушив все великосветские планы матери. Но все же она отстояла право жить своей жизнью, так, как ей бы никогда не позволили жить дома.
– А я ведь тоже сбежал в армию, – рассмеялся он, выслушав ее исповедь. – Отец хотел, чтобы я занимался имением, мечтал увидеть меня преуспевающим фермером. Кто знает, – он подавил грустный вздох, – быть может, отец был прав. Лучше быть фермером, чем солдатом.
Она промолчала, напряженно вглядываясь в уцелевшие здания. И снова они провели целый день в блужданиях по городу и в разговорах. Они говорили обо всем на свете, но только не о войне и не о Крите. Дни его отпуска стремительно таяли. Он сказал, что его желание отправиться в действующую армию было вполне осознанным и продуманным шагом. Но пока нет никакой определенности с тем, куда его направят. И ей вдруг стало страшно за него. Боже, ужаснулась она уже в следующее мгновение, она волнуется за судьбу Брехта, переживает – а вдруг его убьют. Какой позор!
Ужинали они в том самом кафе «Зонар», где она столько раз бывала до войны. В гостиницу возвращались пешком, шли неторопливо и неспешно разговаривали о раскопках, об археологических чертежах и эскизах, словом, обо все том, что интересовало их обоих в той прежней, довоенной жизни. Уже на самых подступах к гостинице у Пенни вдруг мелькнула мысль, что майор никогда не опустится до того, чтобы требовать с нее расплаты за свое спасение. Он вообще не станет добиваться ее силой. Видимо, он тоже боится того чувства, которое неуклонно зрело в его душе. Это чувство было странным и новым для каждого из них. Оно было похоже на запретную территорию, вход на которую им до сего дня был заказан. Или на минное поле, по которому не следует бродить даже вдвоем.
Вернувшись к себе в номер, Пенни вознамерилась сделать то, что собиралась уже давно: до блеска вымыть волосы. Но солярка и соль настолько въелись в кожу, что обычным мылом она так и не добилась нужного результата. Волосы остались тусклыми и слипшимися.
– Надо какое-нибудь более сильное средство, – посочувствовал Брехт. – Пойду поищу что-нибудь у администратора.
Вскоре он вернулся с бутылкой обезжиривающего средства.
– По-моему, это самый обычный скипидар, – принюхалась Пенни. – Ну уж нет! Лучше я обрежу волосы!
– Только через мой труп! – возмутился Райнер. – Надо попробовать! Позвольте я помогу вам. Наклоните голову над раковиной, а я буду промывать прядь за прядью. Не бойтесь, я когда-то так мыл волосы своей младшей сестренке.
Она безропотно склонила голову над раковиной, и он стал осторожно брать пряди ее волос, тщательно намыливая каждую, а потом обильно прополаскивая их водой.
– Ну что? Скрипят?
– По-моему, уже да, – пробормотала она, слепо щурясь от попавшего в глаза мыла.
– А сейчас вам нужен хороший гребень. Его-то мы и забыли купить.
– Нет, вначале волосы должны просохнуть.
– А вот моя мама всегда разбирала еще мокрые волосы на две половины и начинала расчесывать их густым гребнем. Сестренка всегда визжала при этом. А волосы у нее как шелк. И такие же золотистые, как у вас. – Он медленно пропустил прядь ее волос сквозь пальцы. – Но вы свои успели покрасить.
– На то у меня имелись особые причины.
– Знаю! На Крите блондинку днем с огнем не отыщешь, верно?
Пенни резко повернулась к нему и неожиданно сбросила с себя банное полотенце, представ во всей своей наготе.
– Вы этого от меня хотите? – спросила она, напряженно вглядываясь в его лицо. Ей было важно услышать ответ.
– Нет! – задохнулся он от неожиданности и отвернулся. – Силой я не беру ничего. Насилия и без меня хватает. А от вас мне и вообще ничего не нужно. За кого вы меня принимаете?
– За обычного мужчину, у которого есть желания и есть свои потребности. За мужчину, который давно не имел дела с порядочной женщиной. Вы меня одели, вы меня кормите, вы дали мне крышу над головой. Чем я могу расплатиться? Только этим!
– Я немедленно поищу себе другой номер! – буркнул он, заливаясь краской, и стал лихорадочно собирать со стула свои вещи.
– Постойте! У меня действительно больше ничего нет. Я могу предложить вам только себя! – Пенни вдруг ощутила острое желание. Она хочет быть с ним, это правда!
Он остановился возле двери и посмотрел на нее.
– Я не притронусь к вам даже пальцем, хотя вы самая прекрасная, самая мужественная и самая замечательная женщина из всех, кого я когда-либо желал. Но я не обижу вас и никогда не опущусь до заурядного насилия. В нашей семье было принято относиться к женщине с уважением. – Он вздохнул. – Уже поздно, вы устали. Ложитесь спать! А я снова подремлю в кресле.
– Как я буду спать? Мне холодно! И волосы у меня мокрые.
Она видела, как гримаса страсти исказила его лицо, и он снова отвернулся, чтобы не видеть ее тела.
Не задумываясь над тем, что она делает, она решительно подошла к нему и взяла его лицо в свои руки. Потом осторожно прошлась пальцами по скулам, слегка тронула подбородок. Дыхание ее стало учащенным.
– Брехт… я… даже не знаю, как вас зовут…
– Райнер. Я думал, вы никогда не спросите меня об этом. А я уже много лет называл вас мысленно Пенелопой. – Он склонился над ней. – Спасибо вам, но ваше предложение… оно… нет, это… не то… хотя все мои мысли только о вас…
В его глазах было столько страсти, он смотрел на нее с таким желанием, как может смотреть на женщину только влюбленный мужчина. Волна ответного желания поднялась в ее груди и накрыла с головой. Она еще никогда не испытывала такого сладостного чувства. Так пусть же свершится все, что должно.
Она взяла его за руку и села на кровать.
– У меня нет опыта по этой части, – призналась она просто.
– Тем больше у меня причин уйти отсюда немедленно, – вырвал он свою руку.
– Нет, пожалуйста, останьтесь! Вы нужны мне. Я хочу отблагодарить вас. Вы спасли мне жизнь. Вы спасали меня много раз, сама не пойму почему. Почему именно я?
Слезы градом полились по ее щекам, ей вдруг страстно захотелось, чтобы ее просто обняли и утешили, как ребенка. Он коснулся губами ее щеки, а потом припал к ее губам. Она почувствовала слабый привкус вина, и все остальное перестало существовать.
Райнер привлек Пенни к себе и заскользил губами по ее шее, коснулся языком мочек ушей, вызвав у нее новый взрыв желания. Его дыхание согревало ее, а он что-то нежно шептал ей на ухо. Потом он накрыл обеими руками ее груди и осторожно погладил их, словно то была не человеческая плоть, а две чаши из драгоценного фарфора. Она прильнула к нему, жадно вдыхая в себя терпкий запах мыла, которым все еще пахла его кожа. Они упали на кровать, и его руки стали медленно ощупывать каждый миллиметр ее тела, он гладил ее нежно, осторожно, словно убаюкивал. Потом так же осторожно он проник пальцами внутрь ее, проверяя, готова ли она к соитию. Ей стало немного больно, но одновременно так необыкновенно хорошо, что она задрожала от переполняющего ее желания. Тогда он стремительно придвинулся к ней и в ту же минуту вошел в нее.
