Весна наконец-то вступила в полную силу. Все вокруг зазеленело, первые набухшие бутоны на деревьях сменились клейкими листочками. В горах уже зазеленели полевой салат, заячья капуста и другие съедобные травы, появились и первые улитки. Оливковая роща радовала глаз своей ухоженностью: все деревья успели подрезать, а ветки рачительно сложили на растопку до следующей зимы.
Семейство Ике отправилось на свадьбу в открытой повозке. Пенни ехала и радовалась тому, что впервые за долгие месяцы она станет свидетельницей по-настоящему радостного события. Честно говоря, она уже устала от бесконечных похорон, которыми изобиловала минувшая зима, когда старики и дети, не выдерживая всех тягот голода и холода, один за другим уходили в мир иной. А похороны в здешних краях имеют мало общего с тем, как принято хоронить покойников в Англии. Здесь вся церемония обставлена множеством печальных ритуалов, она сопровождается особыми погребальными службами, пением молитв, целованием икон, и даже готовится специальная еда для поминальной трапезы. Мысли сами собой перенеслись в Стокенкорт. Увидит ли она когда-нибудь снова всех своих близких?
И тут же Пенни вернулась в день сегодняшний. Она не должна бросаться в глаза, не должна привлекать к себе излишнего внимания. Ведь она здесь не просто чужая – она иностранка, скрывающаяся под чужим именем. Сам факт ее присутствия на свадьбе уже может подвергнуть опасности Катрину и Ике. Ей следует смешаться с толпой и остаться в ней незамеченной. Но молодоженам, кто бы они ни были, можно только пожелать счастья и долгих лет счастливой совместной жизни. Надо же, какие мужественные люди! Не боятся начинать строить семью в такое страшное время.
Как бы она сама хотела сделать то же самое! Но у нее до сих пор не было ясного представления о том, что думает Брюс об их совместном будущем. Во всяком случае, пока на горизонте лично для нее не маячит никаких свадебных торжеств. Да и об этом ли надо сейчас думать, когда опасность подстерегает их обоих за каждым углом. Слава богу, что Брюс жив и здоров. На сегодня это для нее самое большое утешение.
* * *
Решение было принято, и Йоланду охватило странное спокойствие. Не плакать, приказала она себе, зная, что никто из домашних не поймет ее и никогда не простит. Покидая дом, она взяла с собой зубную щетку, документы и золотую цепь со звездой Давида. Массивная золотая цепь в случае чего могла быть продана за хорошие деньги.
Глядя на родителей за прощальной для нее трапезой, она горевала о том, что им так и не удалось добраться до Палестины, куда они рвались всей душой и сердцем и где наверняка были бы в полной безопасности. Но случилось так, что вместо Палестины все они застряли на Крите. Впрочем, лично для нее это стало подарком судьбы. Целых два года Маркосы прожили вместе, одной семьей – разве это не счастье в такое непростое время?
Возможно, когда-нибудь в один прекрасный день она решится переступить порог родительского дома, чтобы показать им внука. Йоланда тяжело вздохнула. Но пока это такие несбыточные грезы, о которых даже не стоит думать.
Рано утром, перед тем как уйти на работу, она достала письмо и положила его на подушку.
...
Я знаю, мое решение вызовет у вас гнев и вы никогда не дадите мне своего родительского благословения. Это последнее обстоятельство станет моим вечным позором вплоть до смертного часа. Я не сразу решилась на такой вопиюще смелый шаг, и само решение далось мне нелегко. Но я хочу продолжить работать рядом с мужчиной, которого люблю. Я ухожу добровольно, по собственному желанию, без всякого принуждения извне. Менее всего я хочу обидеть вас или навлечь на вас позор. К сожалению, своим поступком я добилась и того и другого. У меня нет права просить вас о прощении. Но то, что я сделала, я сделала во имя любви. Это для меня единственная возможность быть вместе с любимым человеком.
Она выскользнула из дома и побежала переулками в клинику, торопясь не опоздать к началу смены. Несмотря на ранний час, город уже просыпался. Где-то хозяйки стучали выбивалками, вытряхивая половики, где-то слышался детский плач. Вдруг пахнуло ароматным свежим хлебом: значит, в пекарне уже растопили печь. Йоланда остановилась, чтобы в последний раз взглянуть на еврейский квартал. Под накидкой она спрятала небольшую сумочку, в которую сложила свои выходные туфли, платье и единственную фотографию родителей, сделанную еще в их бытность в Афинах. Кошелек ее был почти пуст. Все свои деньги она оставила на подушке вместе с письмом. Можно только представить себе, какая душераздирающая сцена разразится в доме, когда родители обнаружат письмо. Как исказится от отчаяния лицо отца, а мать станет плакать и кусать губы от собственного бессилия. Ну а тетя Мириам скажет, что уж лучше быть бездетными, чем иметь такую непослушную и неблагодарную дочь.
Андреас поджидал ее в клинике.
– Все должно получиться! – поспешил он успокоить Йоланду, заметив смятение на ее лице. – Сейчас ступай на обход вместе с другими сестрами и ничего не бойся, моя девочка. Через несколько часов мы уже будем на свободе. Я обо всем договорился. Нас поженят сегодня же. Так что никакого позора я на тебя не навлеку. А вот посылка, которую тебе нужно отнести. Выйдешь с ней, как обычно, во время перерыва и пойдешь на встречу с Георгио, а потом ступай в условленное место. Следом подойду и я.
Йоланда работала как во сне и все время старалась представить себе, что сейчас творится дома. Наверное, мама уже обнаружила письмо. Ведь она всегда прибирается с утра во всех комнатах. А что, если они сейчас прибегут за ней сюда, в клинику? Нет, это невозможно! Ее родители слишком гордые люди. Она и так уже опозорила их перед всей общиной. Они не потерпят новых унижений. Скорее всего, отец с матерью поспешат к равви, захотят посоветоваться с ним, а тот вместе со своей женой примется их утешать. Все будут их жалеть, выражать им свое сочувствие. А отец терпеть не может, когда его жалеют. Ах, если бы можно было побежать домой, порвать это злосчастное письмо, сделать вид, что ничего не произошло. Но поздно! Уже поздно. В ее сердце есть место только для Андреаса, а потому обратной дороги для нее нет.
А дальше все пошло по плану, так, как и говорил ей Андреас. В положенный час он запер клинику, закрыл все ставни на окнах и поспешил в условленное место. Они беспрепятственно вышли из города, какое-то время шли пешком, потом их подвезли на мулах почти до предгорья, и пастушьими тропами они добрались до села, примостившегося у самых скал. Там их уже поджидали несколько бородатых мужчин с оружием в руках. Они все принялись дружно обнимать Андреаса, хлопать его по плечам, словно он какой-то герой. А потом стали изо всех сил барабанить прикладами автоматов в дом священника.
Старый священник вышел на крыльцо в одной рубашке, озадаченный столь поздним вторжением и раздосадованный тем, что его разбудили.
– Мы хотим обвенчаться! – сказал ему Андреас.
– Другого времени вы не нашли? – окончательно разозлился старик. – Приходите, как все приличные люди, утром в церковь, тогда и поговорим.
Священник уже приготовился захлопнуть дверь, но тут в щель просунулся чей-то сапог.
