Красивая девушка в нарядном хлопчатобумажном платье, с головой, покрытой шарфом, бросается ей навстречу и тихо шепчет на ухо:
– Афина! Ты забыла, я – Афина.
– Ах, у меня такая плохая память на имена! – тут же пытается исправить свой промах Йоланда. – Конечно же Афина! Одна из наших медсестер.
А деревенский голова, явившийся на свадьбу с небольшим фотоаппаратом и беспрестанно щелкающий всех гостей подряд, уже тут как тут.
– Попрошу улыбочку! – командует он.
Но подруги и без того улыбаются во весь рот. К тому же они так взбудоражены неожиданной встречей, так рады друг другу, что даже не слышат команды и не замечают, как щелкнул затвор фотоаппарата.
2001 год
Свадьба, как и положено свадьбе, веселилась и плясала. А между тем впереди оставалось всего лишь несколько месяцев относительно безоблачной жизни, пока всех не втянуло в зловеще-черную воронку очередных страшных испытаний, заново перекроивших жизнь каждого из нас. Но в тот вечер мы танцевали и пели так, словно нет никакой войны и словно среди многочисленных гостей нет тех, кто явился сюда специально: всё увидеть и всех запомнить. По углам шептались, что доктор привез себе из города еврейку, как будто своих девушек не хватает. Но Йоланда в тот вечер была так хороша, что я даже немного завидовала ей. А еще я завидовала тому, что ее возлюбленный оказался настоящим мужчиной, готовым поставить на кон все ради своей любви. И плевать ему, что на дворе война и вроде бы не до свадеб.
Но как бы то ни было, а мне придется дожидаться Брюса, чтобы устроить нашу свадьбу уже по английским обычаям. Конечно, я злилась, что в ту нашу встречу он даже не захотел заняться со мной любовью. А ведь имел для этого все возможности. Неужели в нем совсем угасли обычные мужские инстинкты? Не воспользоваться таким шансом, оставшись с желанной девушкой наедине! Видите ли, его миссия важнее всех желаний, нормальных человеческих желаний, кстати! Конечно, я немного презирала себя за подобные эгоистичные рассуждения, но ничего не могла с собой поделать. Брюс обидел и страшно разочаровал меня, и это правда.
Все свои горести и сомнения я изливала лишь молчаливой собеседнице, своей любимой оливе. Сидя в тени ее кроны, я жаловалась «тетушке Кларенс» на свою горькую участь. Если дерево – это действительно живое существо, то ближе оливы у меня на тот момент никого не было. Ей я доверяла все свои сердечные тайны и была с ней гораздо откровеннее, чем даже на исповеди в церкви. Хотелось бы мне верить, что и сегодня, спустя шестьдесят лет, моя дорогая «тетушка Кларенс» по-прежнему зеленеет и плодоносит в той оливковой роще, которая приютила столько наших солдат. И годы ничего с ней не сделали, разве что она стала еще толще и еще гуще стала ее крона. Разумеется, при желании, можно отыскать на карте ту деревушку, в которой я коротала дни на вилле Ике и Катрины. Правда, я начисто забыла ее название. По-моему, оно начиналось с буквы К.
После войны я несколько раз писала им, но все мои письма вернулись назад со штемпелем «Адресат выбыл в неизвестном направлении». Я тогда очень смутно представляла себе, что происходило на Крите. А там начались самые настоящие баталии, но уже по политическим мотивам, распри, мгновенно разведшие по разные стороны баррикад даже ближайших соседей, еще недавно воевавших вместе против общего врага. Что может быть страшнее и безжалостнее гражданской войны!
Не потому ли я так дорожу воспоминаниями о том времени, которое мы провели с Йоландой, что оно было таким безоблачным и светлым? Хотя и потом наши пути пересекались, и не раз. И все же те месяцы стали для меня настоящим оазисом в пустыне. Могла ли я тогда предполагать, что все худшее еще впереди?
И вот сегодня я снова здесь, на Крите. Я чувствую, как живительное тепло растекается по моим жилам, как само собой поднимается мое настроение, я вслушиваюсь в знакомые звуки и вдыхаю в себя полузабытые ароматы. Сиеста окончена. Я снова полна сил и могу продолжить свое паломничество в прошлое. Воспоминания о веселой свадьбе Йоланды помогут мне извлечь из глубин памяти и весь тот мрак, который последовал вскоре за этим радостным событием.
Часть 4 Предательство
Когда же небо станет чистым?
Когда весна вернется к нам?
Тогда по тропам каменистым
Уйду я в горы к облакам…
Критская народная песня
Кносский дворец 2001 год
Знаменитый Кносский дворец в окрестностях Ираклиона изменился до неузнаваемости. Несмотря на жару, тысячи туристов заполнили в это погожее майское утро все свободное пространство вокруг сохранившихся развалин. И все как в цивилизованных странах: турникеты, билетные кассы, бесконечная череда сувенирных лавок. Словом, приличный европейский сервис, ненавязчиво свидетельствующий о том, что сегодня Кносский дворец – это историческая достопримечательность мирового уровня. Райнеру немедленно предложили встать в очередь и присоединиться к формирующейся группе экскурсантов. Но это никак не входило в его планы. Ему совсем не хотелось таскаться с толпой туристов и слушать докучливые объяснения экскурсовода. Райнер давно мечтал побродить по знаменитым раскопкам в полном одиночестве, а заодно и посмотреть, что и как удалось восстановить грекам после последнего землетрясения.
Но нет! Сейчас вся экспозиция разбита на отдельные квадраты. Везде натянуты оградительные канаты: туда нельзя, здесь не ходить. И гиды сбиваются с ног, пытаясь регулировать потоки своими зонтиками, чтобы не растерять в толчее собственных слушателей. Большинство людей, съехавшихся на развалины Кносского дворца со всего света, едва ли представляют себе, что под этими обломками некогда величественных зданий, с изощренными инженерно-техническими решениями проблем водоснабжения и канализации, с почти современной дренажной системой, скрывается еще более древняя цивилизация. Воистину, Крит – это колыбель мировой цивилизации, та священная роща, в сени которой взрослел и мужал человек.
В конце концов Райнеру все же удалось отбиться от своей группы, чтобы полюбоваться настенными фресками. Он никогда не уставал от созерцания этих древних фигур. Мужчины в плиссированных юбках, с драгоценными браслетами на запястьях и лодыжках, а ткань украшена замысловатыми орнаментами, символическое значение которых уже давно утрачено и ничего не говорит современному человеку. Голубые обезьяны, какие-то диковинные птицы, фигурки животных и людей. Это место стало своеобразной Меккой для всех археологов мира еще в те далекие годы, когда он сам был студентом. Но то, что казалось им в те годы незыблемым, пошатнулось под воздействием новых теорий и новых открытий. Столько исторических пластов: неолит, минойская эпоха, потом крито-микенская культура, на смену ей пришла греко-римская. А плюс еще многочисленные землетрясения, перемешавшие все пласты и добавившие ученым головоломок и шарад. Когда-то регулярные поездки в Кносский дворец подпитывали его неуемный интерес к истории минойской цивилизации, но это было давно, еще до войны. А сегодня здесь слишком жарко и душно, особенно для старика. И вот он устроился на лавочке в теньке, созерцает туристов и размышляет о том, как возникают и гибнут империи. Когда-то здесь был поистине центр мирового могущества, и вот все превратилось в пыль и тлен, в груду камней и теорий. Определенно с него на сегодня более чем достаточно. Пора выпить пива. Такое скопление людей действует на него отрицательно.
