Обычно таким голосом жена просит мужа за ужином передать ей кусок хлеба. Ровно. Спокойно. Все чувства умерли после пятнадцатилетнего брака, остались только гастрономические желания.
— Автомобиль у вас большой?
— Джип «Лексус».
Можно было бы скатиться до пошлости и ответить, что в такой тачанке хватит места еще на парочку таких девушек, как она. Но важно знать меру, иначе можно обидеть женщину, и тогда прощай, романтическое продолжение.
— Машина вместительная, — охотно согласился Анисимов.
— Вот и я о том же.
— Где она?
— Вон там, — кивнула женщина на фиолетовый «Лексус», стоящий метрах в пятидесяти от входа в ресторан у цветочного павильона.
Что ж, можно и так. Даже занятно. Это свежая волна в отношениях с женщинами.
Подошли к машине. Открыв сумочку, Алла долго шарила в ней, пытаясь отыскать ключ.
— Куда же он подевался?
В голосе откровенная досада. Короткий взгляд куда-то за спину Анисимова. Развернувшись, он увидел двух парней: одного роста, примерно равного телосложения, даже лица у них были какими-то одинаковыми. Они как будто были вытесаны из одного куска горной породы. Напряженные холодные взгляды. Сердце еще не успело отреагировать на опасность, стучало ровно и спокойно, но кровь уже забурлила от выплеснувшего адреналина. И, прежде чем Анисимов успел что-то предпринять, откуда-то сбоку его ударили. «Третий!» — промелькнуло в голове, и тотчас сознание погрузилось в темноту, как будто разом вокруг перегорели все неоновые витрины.
Глава 21 КЛАДБИЩЕНСКИЙ РАЗГОВОР
Сначала Анисимов почувствовал пронизывающий холод, который проникал в спину и стылым облаком уходил куда-то через грудь. Потом, открыв глаза, он с удивлением понял, что лежит под открытым небом, а сквозь густые ветки серебристым краем проглядывает луна.
— Крепко ты его приголубил, — раздался рядом негромкий глуховатый голос, — до сих пор очухаться не может.
— Ты посмотри, зашевелился! — отвечал ему другой с какими-то сиповатыми нотками.
— Зря мы с ним возимся. Надо было бы просто закопать его, да и дело с концом. Кто его хватится? Да и места тут достаточно.
Анисимов с трудом повернул голову и увидел могильные кресты (что за бредятина?!). Крестов было много. Выстроившись в нестройные ряды, они удалялись за горизонт, скрывая собой перспективу.
Память вернулась мгновенно. Вспомнился вечер в ресторане, закончившийся вот таким образом. Женщина в светлом платье… Вот только он никак не мог припомнить ее лицо. Образ ускользал, размывался, как рисунок на песке. Как ты ни вырисовывай детали, а они все равно будут смыты набежавшей волной. Помнится, она была хорошенькой. Кажется, у нее были пухловатые губы, как будто специально созданные природой для поцелуя. Что же еще? Дальше — белые пятна. А может быть, все-таки — багровые?
Сознание угодливо подсунуло ему болевое ощущение, которое он испытал перед тем, как свалиться без чувств. И Анисимов негромко застонал.
— Живой… Ну что, каково это тебе — лежать на кладбище, а? — сочувственно поинтересовался сипатый.
Наверняка с такими иезуитскими интонациями черт сажает грешников в жаровню.
Только сейчас Анисимов сообразил, что луна проглядывала не через крону дерева, а сквозь большой венок, на котором он теперь рассмотрел даже траурную ленту.
Хотелось выкрикнуть проклятие, но он только сейчас обнаружил, что его рот был залеплен пластырем, и единственное, что ему оставалось делать, так это невнятно замычать.
— Ага, чего-то говорит! Ты знаешь, куда мы тебя привезли?
Анисимов промолчал.
— Переверни-ка его.
Кто-то сильным рывком повернул Игоря на бок. Взгляду предстало все то же уныние — покосившиеся кресты, металлические ограды, да вот еще земляной бугор, с которого с легким шорохом скатывались мелкие комья земли.
— Говоришь, что не имеешь понятия? А ведь это твоя могила. Вот только не знаю, понравилась ли она тебе. Но не обессудь, если что не так. Ведь мы не сами место для упокоения выбираем, как говорится, кому что достанется. Забросаем тебя землицей и воткнем вот этот крест, — показал он на грубый крест, сваренный из арматуры.
Игорь попробовал пошевелить руками. Запястья были прочно связаны бечевой. Нечего было и думать о том, чтобы как-то освободиться. Тонкая веревка буквально разрезала кожу, доставляя ему неимоверные страдания.
В двух метрах от себя он увидел полноватого мужчину лет тридцати пяти — сорока, того самого, которого днем случайно задел плечом на улице. В облике этого человека не было ничего зловещего или отталкивающего. До демона он явно недотягивал. Самая заурядная внешность, какую можно себе представить, — отвислые щеки, узенькие хитроватые глазки, массивный живот. С такой фактурой только у пивного ларька стоять.
Где-то внутри зародилась ненависть, вытесняя все его ощущения. Он ненавидел случай, что привел его в ресторан, ненавидел девицу, которая заманила его к машине, ненавидел мужчин, притащивших его на это глухое кладбище, но больше всего он ненавидел, конечно же, себя.
Это надо же было так глупо пойматься!
Оказывается, его вели с самого начала, сумели просчитать все его действия, раскололи, как простенькую арифметическую задачу. А когда раскололи, так тут же подсунули ему девицу, причем твердо уверовав в то, что он обязательно схавает эту нехитрую наживку.
К ненависти примешался стыд, и Анисимов, не удержавшись, глухо застонал.
— Кажись, он чего-то хочет сказать, — с усмешкой сказал за спиной чей-то молодой голос.
— Ну, пускай скажет. Отлепи ленту.
Из-за спины Анисимова протянулась рука. Ладонь была широкая, с короткими пальцами, без каких-то особых примет. Ухватив за край пластыря, человек с силой дернул ленту, причинив Игорю жгучую боль.
— Так чего ты хотел сказать?
— Вы кавалеры этой девицы?
Раздался сдержанный хохот. Не самое подходящее место для веселья, но похоже, что это их совсем не смущало.
— Оказывается, ты шутник. Знаешь, мы тоже ценим хорошие шутки. Вот видишь эту яму? В ней два метра глубины. Возможно, что тебе она покажется не очень глубокой, но уверяю, тебе ее вполне хватит. Не выберешься! Место здесь глуховатое, негостеприимное, искать тебя никто не станет.
— Ты думаешь, я испугался? Чего ты лясы точишь, давай сразу в могилу — закапывай.
— Повременим еще… Для начала у меня к тебе есть разговор. — Взгляд сипатого устремился куда-то в сторону, после чего он скомандовал: — Посадите его.
Две крепкие пары рук приподняли Игоря и посадили на что-то холодное. Это был могильный камень, на котором бронзовой краской были написаны даты рождения и смерти. Фамилия почти стерлась, а потому невозможно было прочитать, кому именно принадлежало это надгробие.
