Я плыл долго на спине и не заметил, как оказался на острове вместе с волной, которая с шипеньем ушла в песок.
Я полежал, больно и тяжело дыша, солнце обсушило меня, слегка стянув кожу на лице. Потом я встал и направился в тот конец острова, где поднимались за деревьями высокие корабли пиратов.
Солнце село в море и осветило рыбу, водоросли и камни. Потом вдруг сразу же стемнело. Подул сильный ветер, стало сечь песком по лицу. Штаны мои надувались, и меня несло боком, пока я не хватался за куст. Тогда я решил ползти и для утяжеления пихал в карманы тяжёлые камни, которые нащупывал в темноте на мокром песке. И только утром я случайно обнаружил, что это не камни, а старая жёлтая кость, тяжёлые медные часы и маленькое чугунное ядро.
Наконец я добрался до ступенек дома — высокого, деревянного, с освещёнными цветными стёклами. Тут я встал и, хрустя на зубах песком, нажал на высокую резную дверь и вошёл в зал, в гомон и пар.
От двери пол поднимался постепенно вверх, и там, у задней стены, привалясь, сидел на скамейке всем известный капитан Плешь-Рояль, в одних холщовых брюках, толстый, с маленькими блестящими глазками. В ушах его раньше, видно, висели колоссальные серьги, но сейчас остались лишь огромные дыры, в которые он, отдыхая, продел свои ослабевшие руки. Один палец был забинтован, а к другому был привязан крохотный, чуть больше пальца, костыль. На столе перед Плешь-Роялем стояла кружка с кипячёным вином, поднимался пар.
Справа от Плешь-Рояля сидел — его правая рука, его постоянный помощник — Кульчар. На нём вовсе не было одежды, но и назвать его голым было нельзя, потому что он был с головы до ног забинтован.
— Ну, — с угрозой сказал Плешь-Рояль Кульчару, прихлёбывая горячее вино, — помнишь, как последний раз мы тонули? Помнишь, как ты захватил целую ножку от стула, а мы с ребятами втроём болтались на огрызке карандаша?.. Ну ладно, не будем вспоминать…
Тут, с силой придавленная ветром, хлопнула дверь. И в зале оказались три пирата, с ногами, похожими на 0, на 11 и на 22. Народу понемножку поднабиралось.
Снова хлопнула дверь, и вошли два пирата, одетые в одну тельняшку. Чувствовалось, что они ненавидят друг друга, — они толкались внутри тельняшки, тельняшка трещала, но, видно, другой одежды у них в настоящий момент не было.
— Рад вас видеть, друзья! — сказал Плешь-Рояль, поднимая кружку. — А что это там, в углу, — какой странный отблеск от лампы?
— Это не отблеск! — сказал я, поднимаясь во весь свой рост.
— Та-ак! — зловеще сказал Плешь-Рояль, вынимая из-за пояса свой старый верный «брюэль».
Так же медленно, ничуть не быстрее, я опускал высокое ружьё, украшенное рыбьей чешуёй, оставленное кем-то в углу.
Мы выстрелили одновременно, но промахнулись. Тут Плешь-Рояль подбежал к моему столу и выстрелил навскидку. Но не попал.
Тогда он применил свой самый страшный приём: упер свой пистолет прямо мне в лоб и выстрелил. Но не попал.
— Ну-ну! — сказал Плешь-Рояль, подув в дуло своего пистолета. — А ты парень не дурак! Не испугался самого Плешь-Рояля, самого страшного пирата на побережье!.. Мы берём тебя с испытательным сроком… На вот, подпиши!
Он протянул мне контракт, составленный на мятом старом пергаменте из-под комбижира.
После того как я подписал контракт, он снова коварно выстрелил. Но не попал.
Поздней ночью мы пришли на их, а теперь уже наш корабль.
— Завтра, всё завтра, — бормотал Плешь-Рояль засыпая.
Я побродил в темноте по кораблю, ничего не понимая, и провалился в какой-то люк, из которого пахло, как из бочки с квашеной капустой. Я падал, падал и, наверно, так и заснул на лету, потому что не помню, как упал.
Утром я проснулся в трюме. Пылью, просвеченной солнцем, запахом старых стружек он напоминал большой сарай. Я приставил лестницу к люку и полез наверх.
Плешь-Рояль, видно, замёрз ночью на палубе, съёжился, но сейчас его пригрело, и он лежал, улыбаясь во сне.
Палуба — неструганые доски — ходила подо мной ходуном. На корму нанесло земли, и там криво росло какое-то деревце.
Вьющийся горошек с маленькими фиолетовыми цветами с берега залез на корабль, на мачту, висел всюду.
Стояла разная мебель: табуретки, столы, атласные кресла, зеркала в рамах, прислонённые к надстройкам и мачте. Под ногами бегали куры, валялись яйца, дёргались ящерицы…
Я посмотрел на то место за мысом, где стоял вчера второй корабль, — его уже не было!
— Вот чёрт, опять я проспал! — сказал Плешь-Рояль, оказавшийся рядом со мной. — Ушёл!.. И карта клада у него! Ну ничего!
Два наших пирата, сняв свою общую тельняшку и придавив её на палубе булыжником, прыгнули вместе в воду. Чувствовалось, что и без тельняшки они не могли быть далеко друг от друга.
Пират с ногами, похожими на 22, забросил с борта удочку и не рассчитал — тяжёлое грузило утащило в воду и поплавок, и удилище, и его самого. Не знаю, на какой глубине он решил наконец отступиться, но вынырнул он обратно приблизительно минут через десять.
Потом мы собрались на камбузе — огромном ящике, висящем в высоком трюме, как ласточкино гнездо. Кульчар развёл костёр из щепок, установил огромную сковородку и сделал яичницу из ста яиц, разбивая их о край сковороды. Последним пришёл Плешь-Рояль, вытер сковороду корочкой хлебца и эту корочку съел. И побрёл на капитанский мостик — возвышение с перилами, видимо балкон от какого-то дома.
Первая команда капитана была неожиданной:
— Душистый горошек распутывай!
Мы бросились в заросли. Каждый брал себе кончик с нежным фиолетовым цветочком и начинал бегать вокруг мачты, пролезал под креслами, а потом ещё долго сидел на краю палубы, отцепляя от себя тонкие зелёные кольца, пока весь длинный пружинистый стебелёк не оказывался свободным. Тогда, держа его на отлёте в выгнутой руке, нужно было мягко спрыгнуть и выложить стебель на земле.
С горошком провозились часов пять. Следующая команда Плешь-Рояля была:
— Кур, которых укачивает, на берег!
Нужно было ловить кур, сажать каждую в ящик и качать её в ящике, пока она не перестанет кудахтать — если её укачало. Если не перестанет — значит, её не укачивает.
К вечеру разобрались с курами.
— Ящери-и-иц…
Все застыли — и мы, и ящерицы.
— …лови!
Все бросились кто куда.
Пока переловили и выпустили в песок всех ящериц, стало темно. Утром мы обнаружили, что некоторые ящерицы влезли обратно на палубу, а также вернулись некоторые укачиваемые куры, но мы теперь легко отличили их по грязи на лапах.
К полудню всё было готово.
