— Ну, знаете… — возмущенно воскликнул тот, вскакивая с места.
Он стоял и с удивлением оглядывался вокруг, точно его расколдовали и он только сейчас понял, где находится. Возмущенно ворча, он схватил плащ с вешалки и направился к выходу. Вслед за ним бросился и товарищ Баюшкин.
— Простите, товарищ Корчев, — бормотал он, — это я не предумышленно… это несчастный случай был…
— Знаем мы эти несчастные случаи…
Через несколько секунд уже оба спускались по лестнице, причем милиционер все еще продолжал униженно просить прощения.
Наташа попыталась их остановить — но, наверно, не очень искренне, надоели они ей сильно оба.
Но для приличия крикнула им вслед:
— Куда же вы? Даже чаю не допили. И конфеты остались… Ну хоть попрощались бы, спасибо сказали, что ли…
Но куда там: руководящие джентльмены и не думали прощаться или благодарить.
Тогда Наташа в сердцах крикнула им вслед:
— А вы чего, собственно, приходили? Группен-секса хотели, что ли? Или как?
Оба, кажется, слышали это выражение — группен-секс — впервые, но удивительное дело: немедленно поняли его значение. Товарищ Корчев резко остановился — так резко, что полковник врезался в него своим мощным корпусом. Зампред брезгливо оттолкнул милиционера. Отряхнул пиджак. Огляделся, нет ли кого в подъезде, кто мог бы слышать такие нецензурные слова. Но в подъезде никого не было видно.
А во дворе вот что выяснилось: дожидавшиеся своих хозяев шоферы двух черных «волг», перегородивших двор, установили контакт и оживленно обсуждали что-то, поглядывая на Наташины окна.
«Этого еще не хватало!» — одновременно подумали оба начальника.
Тогда товарищ Корчев повернулся к товарищу Баюшкину и сказал вполголоса:
— Все-таки надо ее выселять. Нечего тунеядство поощрять.
— Немедленно займусь, Константин Михайлович!
— Только оформите все как следует, чин по чину. Чтобы комар носа не подточил… Да и вот еще что: хорошо бы органы ее проверили: что за разговоры она такие ведет сомнительные — про свет какой-то… Что-то религиозное…
— Так точно, сделаем! — откликнулся товарищ Баюшкин.
«Я тебя заселил, я тебя и выселю», — думал про себя товарищ Корчев.
2
За эти годы кто только не донимал Наталью своими приставаниями. Охотились за ней птицы разного калибра — и нахохленные ястребки, самоуверенно клюющие пернатых помельче, и нагловатые воробушки, вообразившие себя хищниками.
Очень настойчив был врач-терапевт районной поликлиники, товарищ Харитонкин Аркадий Петрович, член КПСС с 1961 года.
Либидо у него было чуть выше среднего показателя по стране, и Харитонкин считал необходимым прослыть донжуаном. В институте ему это более или менее удавалось, среди своих побед он числил и двух студенток и, что важнее, педагогов и представителей администрации. Например, Антонину Васильевну — коменданта общежития. Кроме того, он водил амуры с высокой и худой преподавательницей гистологии товарищем Абельчивой Зинаидой Георгиевной и завхозом — пышнотелой и беспартийной Людой Брускиной. Женщины соперничали, боролись за него, делали друг другу гадости, и это тешило самолюбие Харитонкина. И вообще все это казалось легкой и веселой игрой. Получив распределение в поликлинику, он вскоре женился, потом развелся, потом опять женился, и потом вновь оказался на грани развода, и все из-за того, что считал необходимым деятельно поддерживать репутацию бабника, несмотря даже на возрастные изменения. Причем, обжегшись один раз на замужней даме и получив изрядно по мордасам от оказавшегося бывшим боксером супруга, старался выбирать в качестве объектов своего внимания женщин одиноких и беззащитных.
Наталья имела несчастье попасть к нему на прием как-то поздней осенью по поводу одолевшего ее гриппа. Вообще-то обычно она старалась не обращать внимания на такую ерунду, как кашель и насморк. И даже небольшую температуру взяла за привычку терпеть. Ходила больная на работу — уж очень боялась ее потерять. Но тут температурища поднялась так, что ее все время бил озноб, перед глазами плыли черные круги, и дурнота подступала к горлу. Наташе казалось, что ее может вырвать в любой момент. Даже черствая начальница Лидия Петровна, посмотрев на Наташу своими рачьими глазами, предложила ей отправиться к врачу. Наверно, просто заразиться боялась. Но, так или иначе, оказалась Наташа в районной поликлинике номер 14. Еле-еле поднялась на второй этаж по лестнице. В полуобморочном состоянии сидела в очереди — кажется, часа полтора-два. Наконец дошло дело и до нее, она вошла в кабинет, поздоровалась.
«Здрвс», — небрежно буркнул плешивый полноватый врач, писавший что-то за столом. Но потом он поднял голову и уставился на Наталью. Глаза его тут же потемнели, налились чем-то фруктовым, и голос изменился. «Здравствуйте, здравствуйте!» — заклекотал он.
Харитонкин вскочил, походил кругами, что-то прикидывая. Пальцы рук рассматривал, увидел, что кольца нет. Наконец, решился. Приказал раздеваться.
В голове у Натальи была только одна мысль: как бы не вырвало прямо на врача, вот ведь будет ужас! А потому она не замечала, как Харитонкин потирает ручки, как суетится вокруг нее, как прижимает ладони к ее спине, бокам, животу и долго держит их там. Если бы не присутствие медсестры, он, конечно, еще не так бы разошелся. А так он с сожалением завершил осмотр, выписал Наталье бюллетень и стандартный набор лекарств. И главное, постановил, что посетит ее на дому — три дня спустя.
На протяжении всех трех дней Харитонкин не давал забыть о себе. В первый день какой-то бомж-посыльный с носом в фиолетовых прожилках принес букет розовых гвоздик с приколотой бумажкой, на которой было изображено проколотое чем-то вроде пассатижей сердце (имелся в виду, возможно, стетоскоп). На второй прибыла коробка перевязанных красной ленточкой конфет московской фабрики «Рот Фронт», с истекшим — правда, совсем недавно! — сроком годности. А на третий день явился сам доктор.
К тому моменту Наташа уже слегка поправилась — температура снизилась, из носа больше не текло, и главное — почти не тошнило. Только кашель ее мучил очень сильно и голова кружилась, когда она выбиралась из кровати. А так — ничего. Можно даже сказать, отлично.
Поэтому она вполне уже все понимала, видела четко, что происходит и кто чего хочет.
Вот еще в чем ей повезло — у нее в квартире в момент визита Харитонкина оказалась тетя Клава. На время медосмотра она деликатно удалилась попить чайку на кухню. Когда товарищ доктор принялся хватать пациентку за разные места, причем довольно грубо, применяя силу и страстно сопя в обе ноздри, Наташа сначала просто молча, но решительно сопротивлялась. Поняв, что не справится, она стала громко звать тетушку:
— Тетя Клава! Скорее, скорее, иди сюда!
Тетушка от неожиданности уронила что-то на кухне, разбила тарелку, кажется, и, видимо, застыла в нерешительности, не зная, хвататься ли за метлу — подметать осколки, бежать ли на зов племянницы или и дальше стоять столбом, пытаясь понять, что происходит.
