— А вы документы у него проверили? А то в наше время каждый норовит к КГБ примазаться, — строго сказал участковый. Он вошел в тесную кухню и воззрился на Софрончука.
Тот немедленно запел ту же песню — про Дзержинский район, про ЖЭК, про начальника Потрохова, Никодима Алексеевича. При чем тут какой-то КГБ? У гражданочки воображение слишком сильное.
Милиционер достал бумажку, карандаш, все записал, сказал:
— Проверим.
Но только он ушел, как раздался новый звонок. Пришел какой-то мальчишка, посыльный, типа. Принес букет цветов и торт «Киевский» — даже в Москве большой дефицит, между прочим. «Откуда его в Рязани взяли?» — удивлялся Софрончук.
Наталья пыталась добиться, от кого цветы и торт, но мальчишка молчал, как партизан.
«Вот ведь сколько поклонников, даже не знает, от кого», — подумал Софрончук и вдруг поймал себя на том, что эта мысль ему крайне неприятна. Что прямо злоба его какая-то разбирает. Ну и ну!
Он тем временем сумел привести кран в прежнее состояние, чем немало был горд.
— Завтра принесу вам прокладку и все сделаю в лучшем виде, — сказал он Наталье. — Особенно если перестанете меня обижать, кагэбэшником обзывать.
— Да мне все равно, — отвечала Наталья. — Хоть горшком назову, да в печь не поставлю… Лишь бы кран починили.
И стала совать ему трешку.
Софрончук еле отбился. Говорил: благодарности по завершении работы, а сейчас пока не за что.
Он выходил из квартиры, когда на этаже остановился лифт. Из него вышел высокий мрачный, но импозантный мужчина в костюме и при галстуке, сразу видно, начальник какой-то. В руках он держал коробку конфет.
«Да, разработаешь ее тут, как же», — думал Софрончук, спускаясь по лестнице.
Новый гость позвонил в Натальину дверь. И Софрончук успел расслышать, как Наталья холодно, даже неприязненно сказала:
— А, это вы… Я же просила не приходить ко мне без звонка… И вообще я занята сегодня, мне не до посетителей.
Что говорил в ответ незваный гость, Софрончук уже не расслышал. Как-то там оправдывался, зудел что-то такое.
Выйдя во двор, он расположился на скамейке, сделав вид, что сидит и заполняет наряд. Через минуту какую-нибудь появился давешний мрачный начальник. На улице за аркой его поджидала черная «Волга».
«Ага, от ворот поворот!» — злорадно думал Софрончук. И тут же осадил себя: чего ему, собственно, так уж радоваться по этому поводу.
3
Сны все-таки совершенно непредсказуемая вещь. Той ночью в гостинице Рязанского обкома Софрончуку приснился невероятный сон — нечто вроде вариации на любимый с детства сюжет гоголевского «Вия». Он вообще-то в школе по литературе так себе успевал, еле-еле на троечку. Хотя читать любил — приключения всякие, особенно про разведчиков. Классика не увлекала, может, потому, что преподавали ее скучно и казенно. Но сидевший с ним рядом на парте Вовка Паклин приволок из дома «Вия», про который ему сестра напела, и стал читать под партой на биологии. И так увлекся, что забыл, где находится. Подскакивать стал, восклицать: ух ты! Учителка как раз про однодольных и двудольных толковала. А Вовка вдруг так переживает — как-то не в лад, чего так возбуждаться из-за двудольных? Скандал с биологичкой вышел, родителей Вовкиных вызывали. Дома ему попало крепко…
«Неужели не хуже, чем «Щит и меч»?» — удивился юный Софрончук.
— Лучше в сто раз! — отвечал Паклин.
Насчет «лучше» он, конечно, не поверил, но впервые в жизни взял книгу в библиотеке, и действительно — оторваться не мог. И потом перечитывал в разные периоды жизни несколько раз, даже со счету сбился, сколько.
Но сниться ему никогда ничего подобного не снилось, такое случилось впервые. Причем неожиданный поворот: Вием оказался он сам, Софрончук. Привели его какие-то ведьмы в залу. И говорят: посмотри на панночку, ужас, как хороша! Он приказал: поднимите мне веки! Тут кто-то прижался к его уху, зашептал жарко: не смотри, не смотри! Пропадешь! Но он упрямо повторил: кому сказано, поднимайте веки! Я — полковник госбезопасности! Выше вас по званию. Делайте, что приказано. И как только подняли веки, что-то произошло, музыка ударила по ушам, свет зажегся, ведьмы завопили. И вроде что-то такое он разглядел удивительное в центре зала.
Но что именно — не запомнил. Проснулся от того, что репродуктор на всю катушку играл гимн СССР. Глуховатая уборщица имела привычку слушать радио, а потом выключать забывала. А он возвращался в номер после полуночи, когда трансляция уже прекращалась и репродуктор молчал. Но зато в шесть утра — во всю мощь — «Союз нерушимый республик свободных…».
Выключив радиоточку, Софрончук еще несколько минут очумело сидел на кровати и думал. Что означает приснившийся сюжет? Что не надо особенно в Пушистую вглядываться? Но по службе-то как раз надо присмотреться. Иначе зачем всю эту катавасию было затевать? Да и не верил он нисколько в вещие сны.
Накануне он был настолько поражен внезапным разоблачением, что и не рассмотрел толком объект. Теперь у него был второй шанс.
С самого утра поехал в управление. Ему надо было убедиться, что подслушка в квартире Пушистой действительно отключена, как ему докладывал полковник Жудров. Софрончук при этом сделал вид, что разочарован тем, что техника подводит.
— Ничего не можем сделать, — разводил Жудров руками. — Техника же наша собственная, нашего НИИ разработка… Но аккумулятор-то японский, когда садится, приходится Центр запрашивать и терпеливо ждать… Я вчера звонил, говорят, раньше января не будет, и не мечтайте. Может, вы, товарищ полковник, поспособствуете как-нибудь?
«Ну, кажется, пронесло! — радовался про себя Софрончук. — Не знают о моем позоре вчерашнем… И не надо их просвещать — все равно это ничего не даст, если только идиот участковый не пойдет болтать… и еще Оловянная может прослышать… Но посмотрим, как дело пойдет, может, через несколько дней можно будет, сделав дело, в Москву вернуться. А пока что посмотрю все же на Пушистую поближе».
К тому же странное чувство его подталкивало — зависти, не зависти, ревности, не ревности… он не мог никак сформулировать, что это было. Но мысль мелькала примерно такая: почему всяким другим можно. И смотреть, и даже ухлестывать, любезничать. И дураку участковому, и этому надутому начальнику с «Волгой». И разным другим. Только ему — нет, нельзя, поглазеть даже всласть не разрешается. Должна же быть в жизни справедливость.
Нет уж, ведьмы, поднимите мне веки!
— Ну хоть прокладку мне добыли? Не японское производство, чай, — ворчал Софрончук.
— Добыли, добыли, — радовался Жудров.
— А сальниковую набивку?
— Все, все есть, в лучшем виде!
Правда, и то и другое оказалось самоделкой. Но так, может, оно и лучше, думал Софрончук, так правдоподобней.
