Но на этот раз они ошибались. В ответ на бодрое приветствие Резвана только один из них кивнул и тотчас отошел в сторону, пропуская Мугаметова в дверь. У всех четверых взгляды ленивые, позы расслабленные. Зажирели, суки, на хозяйских харчах! Интересно, как бы они себя повели, если бы вдруг сработал зуммер магнита?
Внешне офис смотрящего мало чем отличался от многих других — оформление, обстановка, даже интерьер казенный. У входа сидели два человека из службы безопасности, вяло пролистывали журнальчики. От чтения они не оторвались, лишь едва скосили взгляды на вошедшего и снова превратились в бесстрастные статуи.
А вот это ново!
Рядом сидела милашка лет восемнадцати и, уставившись в монитор, усиленно стучала по клавишам. Резван обратил внимание на то, что губы у нее были пухлые, как у негритянки из Южной Африки. Если бы она работала в его бригаде, то наверняка имела бы нешуточный успех.
Всем было известно, что смотрящий Северо-Западного округа похотлив, как кролик. Наверняка девочка нужна ему для снятия стресса. Похоже, что Степан Валерьянович взял от коммунистов все самое лучшее. Немного в стороне, у окна, за низким столиком, сидели четверо парней и резались в буру. Это уже приближенные — свита. На вошедшего они не обратили ни малейшего внимания, а стало быть, игра шла нешуточная.
— Я пройду? — спросил Резван, ни к кому не обращаясь.
Парень в камуфляже, сидящий у самой двери, лишь на мгновение оторвал глаза от цветных картинок и буркнул разрешение, после чего вновь стал рассматривать огромные титьки на глянцевом развороте. Проходя мимо, Резван заметил, что он рассматривает «Мисс июль». «Приятная крошка!» — невольно отметил Резван. Лицо очень знакомое, не исключено, что в недавнем прошлом он лично наставлял ее на путь истины.
Негромко постучавшись, Резван вошел. Смотрящий был не один. Напротив, небрежно развалившись на стуле, сидел бригадир с погонялом Художник. Свое второе имя он получил не из-за творческих наклонностей, а потому, что любил «расписывать» перышком пленных. И проделывал он это всегда изощренно, с невероятной жестокостью. «Стволу» он предпочитал нож, с которым никогда не расставался и управлялся с которым не хуже, чем опытный фехтовальщик с саблей.
Несмотря на интеллектуальную внешность и огромные темные роговые очки, которые без конца съезжали с его птичьего носа, Художник был страшный человек, и трудно было найти того, кто бы его не боялся. Возможно, что Кузя был единственным, но и он не особенно доверял Художнику, а потому всегда держал его на значительной дистанции.
Кузя встречался с Художником редко, лишь в том случае, когда нужно было обсудить детали устрашающих акций. Сейчас был как раз такой случай. Судя по напряженному лицу Кузи, повествования Художника его впечатлили. Что ж, в своем деле он мастер, можно даже сказать, творческая личность. Даже самые крепкие ребята стремились исповедоваться в его обществе.
Скоро кому-то будет очень нехорошо, и Резван поймал себя на том, что искренне посочувствовал провинившимся.
— Я уже им и макинтош деревянный приготовил, — сквозь зубы процедил Художник.
— Добро, — мягко опустил Кузя пухлую ладонь на стол, давая понять, что аудиенция закончилась, и негромко посоветовал: — Делай как знаешь, не мне тебя учить.
Художник поднялся и, не удостоив Резвана даже коротким взглядом, вышел из комнаты. Он был из тех, кто ставил сутенеров на одну ступень с терпилами.
Протянув через стол руку, Кузя произнес:
— Бросай кости! — И когда Резван устроился, он спросил без обиняков, давая понять, что ценит время: — О чем базар?
— Тут такое дело, где-то около года назад я девочку одну центровую продал фраеру залетному, — заговорил Резван.
— А ко мне зачем? — резко прервал его Кузя. Чувствовалось, что сегодня он не в настроении. — Я девочку твою не покупал, у меня своих достаточно.
— Ты дослушай. Так вот, эта девочка пропала, отыскать ее я никак не могу. Помоги мне ее найти. Она где-то в Москве, не могла она уехать.
— Поздно ты спохватился.
— Так получилось, — виновато произнес Резван. — На нее серьезные клиенты запали. Все жилы из меня вытянули. Я сначала отнекивался, думал, что забудут, ведь столько времени прошло, а теперь уже невмоготу, за свисток взяли! Требуют, чтобы вернул.
— А с чего ты взял, что она в городе?
— К Москве она привязана. Вряд ли еще где захочет жить.
— Почему ко мне-то пришел?
— Только ты можешь помочь, Степа. По старой дружбе. Не в милицию же мне обращаться! А у тебя люди, связи, возможности.
— Что за клиенты? — по-деловому поинтересовался Кузя.
— Шурков и Сафронов, — выпалил Резван.
— Те самые? — недоверчиво спросил смотрящий. Резван молча кивнул. — Серьезные ребята. Они просто так словами не бросаются. Месяц назад один кент повздорил с Валерием Алексеевичем, а потом его обнаружили в Москве-реке с оторванными яйцами. И попробуй брось тень на уважаемого человека! А за свои ты не боишься? — весело расхохотался смотрящий.
Резван невольно поежился.
— Не то чтобы боюсь… Ну ты как, поможешь? — заметно волнуясь, с надеждой спросил сутенер.
— Ты же знаешь, я не благотворительная организация.
— Я понимаю, — помрачнел Резван. — Сколько? Эти люди мне нужны, да и тебе тоже.
— В какую цену ты сбагрил шалаву? — по-деловому поинтересовался смотрящий.
— За тридцать тысяч кусков, — не моргнув глазом утаил двадцатку Резван.
— Впрягаюсь за пятнадцать тысяч баксов. Такой расклад катит?
— Заметано, — согласился Резван. — Если рядом с ней фраерок какой объявится, так ты его попридержи за свисток, — попросил он. — За него отдельная плата, — предупредил возможный вопрос Мугаметов.
— Добро! Но делаю это по старой дружбе. Сегодня же и займусь, всех пацанов на ноги поставлю. Если она из центровых, то наверняка по кабакам шляться любит. Вот там мы ее и выцепим. Дай фотографию, — протянул руку смотрящий.
Резван сунул руку в карман и протянул заготовленный снимок. Лада была запечатлена в коротком платье, выгодно обнажающем ее ноги, длинные и необыкновенно прямые, словно стволы берез. Снимок был любительский. На нем Лада выглядела непосредственной и необычайно живой. Запечатлел ее сам Резван, за месяц до того, как они расстались окончательно. Эту фотографию он всегда носил при себе и привык к ней, как к любимой зажигалке. В какой-то степени она даже была его талисманом и неизменно приносила удачу. И сейчас, расставаясь с ней окончательно, Мугаметов почувствовал, как от него ускользнула частичка его собственного «я».
Кажется, смотрящий округа не заметил его состояния. Он с интересом рассматривал смеющееся лицо девушки. Впрочем, посмотреть было на что, такая девушка могла бы украсить любой рекламный плакат.
— А хороша! — наконец удовлетворенно протянул Кузя.
