— Я готовился к нашей встрече и сделал ремонт, — сообщил Шурков, будто бы угадав мысли женщины. — Мне очень хочется, чтобы ты его оценила. Не беспокойся, Лада, твой муженек о нас не узнает. Для него все останется по-прежнему. Это будет нашей маленькой тайной. Вот что, вы все свободны! Сегодня Лада останется ночевать у меня. — И, улыбнувшись притихшей девушке, добавил: — Для мужа найдешь какую-нибудь подходящую причину. Нам есть о чем поговорить.
Водитель понимающе кивнул и заглушил двигатель. Пошел уже восьмой год, как он был личным водителем Шуркова. И за это время он сумел узнать того гораздо больше, чем его собственная жена. Кроме прямой обязанности водителя, он исполнял при нем еще и роль евнуха и раз в неделю привозил в его загородную резиденцию проституток. Редкую из них Шурков желал видеть дважды, а вот Лада сумела зацепить его крепенько. Он даже показывал ее своим приятелям, чего никогда не делал с другими женщинами.
Валерий Алексеевич распахнул дверцу, и тотчас в салон дохнуло свежестью.
— А если она не поймет вашей доброты? — предположил Резван. — Ведь Лада у нас девушка с характером.
— Тогда придется ее мужа завалить, — не стесняясь присутствующих, произнес Шурков, — а у тебя на одну проститутку станет больше. Для Лады это дело знакомое, так что не надорвется, — заметил Шурков. — Вот что, — повернулся он к шоферу. — Отвези ребят и возвращайся завтра утречком.
— Хорошо, Валерий Алексеевич, — бодро отозвался водитель.
— Ну что, моя хорошая, — обратился он к Ладе, — дом ждет тебя. Надеюсь, ты отметишь в нем добрые перемены.
— Как же я тебя ненавижу! — процедила сквозь зубы Лада, направляясь в сторону дома. — Когда-нибудь я убью тебя!
Валерий Алексеевич распахнул калитку и галантно пропустил ее вперед, отмечая, что она чуток поправилась, что ничуть не портило ее фигуры, а даже наоборот, Лада приобрела еще большую женственность.
— Надеюсь, я не буду мучиться? — хмыкнул Валерий Алексеевич.
Уже закрывая калитку, Шурков оглянулся. Парни еще не уехали и, продолжая стоять около машины, о чем-то негромко разговаривали, временами посматривая в его сторону. На губах у Резвана блуждала усмешка, которая Валерию Алексеевичу не понравилась.
* * *
Протянув руку, Шурков нащупал у стены шнур и несильно потянул его вниз. Торшер вспыхнул, осветив бледно-красным светом неподвижно застывшую женщину.
— Ты меня сегодня разочаровала, — пожаловался Валерий Алексеевич.
— Разве? — холодно откликнулась Лада, глядя в потолок.
— Ты никогда не была такой холодной, как будто бы я трахал не живую женщину, а мраморную статую! Что с тобой? — не сдержавшись, воскликнул Шурков.
— И ты еще спрашиваешь? Мало того, что ты изломал мне всю жизнь, так ты еще заставил меня изменить любимому человеку. Как я ему теперь в глаза посмотрю? Ведь он же мне поверил!
Шурков скривился:
— Странно слышать об изменах от проститутки.
— А кто меня такой сделал, если не ты?!
— Ты о прошлом? Девочка желала сниматься в кино, и я предоставил ей эту возможность, — довольно улыбнулся Шурков.
* * *
Вспомнив свой первый год проживания в Москве, Лада невольно передернула плечами.
Спать на вокзалах ей не пришлось — в Подмосковье у нее проживала тетка, но с изнанкой жизни ей пришлось столкнуться очень скоро. Поступив в модельную школу, она тогда даже и не подозревала, что в ней готовят не рекламных девочек, а воспитывают наложниц для VIP-персон, вырабатывая у своих воспитанниц не только вкус и манеры, но и умение поддерживать диалог и достойно держаться в затруднительных ситуациях.
Правильно было бы сказать, что из них готовили некое подобие гейш, но российского разлива, со всеми особенностями русского национального характера. И, надо признать, выпускницы этой школы у иностранцев пользовались немалым спросом. Но, прежде чем получить дорогу в жизнь, девочки проходили «обряд крещения», который выдерживала далеко не каждая из них.
За время пребывания Лады в школе манекенщиц с ее учащимися произошли три смертельных случая: одна девочка отравилась газом, другая вскрыла себе вены, а третья бросилась под машину. Был еще один несчастный случай — одна из девочек выбросилась с пятого этажа, но, переломав кости, осталась жива, правда, ходить ей больше было не суждено. Именно с последней из девочек Лада была особенно дружна. Замкнувшись, подруга так и не пожелала сказать, что заставило ее выброситься из окна. А еще через месяц Лада поняла все сама.
Ее всякий раз охватывал страх и омерзение, когда она вспоминала тот вечер. Была обычная демонстрация одежды в одном из роскошных особняков под Москвой для очень приличной и серьезной публики. В доме был даже установлен подиум, и мужчины, присутствующие в зале, восторженно приветствовали каждый выход. После просмотра полагался немалый гонорар, и девочки, с которыми она прибыла в дом, пребывали в приятном волнении. Но, прежде чем рассчитаться с манекенщицами, гостеприимный хозяин пригласил девушек к столу. Лада помнила, что выпила бокал шампанского под восторженные крики мужчин, а дальше все как-то потускнело и померкло.
На своем теле она ощущала навязчивые мужские руки, оттолкнуть которые у нее не хватало сил, а в общем-то, если честно, не было и желания. Среди гостей был и Шурков. И как позже стало ясно из видеопленки, он стал ее первым мужчиной.
* * *
— А знаешь, я очень горд, что именно я тебя распечатал. Влюбилась бы в какого-нибудь прыщавого молодца. По дружбе потеряла бы свою невинность, а так тебя в женщины определил настоящий самец, который понимает во всех этих делах толк! — не без гордости произнес Шурков. — Я ведь тебя никогда не забывал и все время следил за тобой. Потом ты связалась с каким-то певцом. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы от него ты перешла к Резвану. Карьеру ему тоже я поломал, если тебе неизвестно. Бедность способствует сговорчивости.
— Объясни, зачем я тебе нужна? — взмолилась Лада. — Почему ты меня не отпускаешь?
Шурков нахмурился и посмотрел на Ладу. Тело ее по-прежнему было безукоризненным. Хоть скульптуру с нее ваяй! А вот сам он в последнее время малость сдал. И сейчас, лежа с Ладой в одной кровати, он самому себе напоминал оплывшего сатира, надумавшего совратить прекрасную Венеру.
— А ты думаешь, я не задавал себе этот вопрос? — наконец произнес он. — Тысячи раз! И знаешь, у меня нет на него ответа, — произнес он обреченно. — Ты мне нужна! Мне жена так не нужна, как ты! Я из-за тебя столько глупостей понаделал, что не приведи господи! — в отчаянии произнес он. — Еще неизвестно, как это мне может аукнуться. Ну что же ты молчишь? Говори!
Шурков перевернулся на живот и заглянул в застывшие глаза Лады.
— Я тебе никогда этого не прощу.
Злости не было, одна боль. Да и говорила Лада так, словно обращалась не к Шуркову, а в пустое пространство.
