— Ты дашь мне на Варяга чернуху? — Орех с надеждой поднял на Беспалого глаза. — Вот только есть ли на него что-нибудь?
Александр Беспалый хорошо знал своего подопечного. Орех даже на самую ошеломляющую новость умел отвечать полуулыбкой. Он умел сдерживать эмоции и порой своей невозмутимостью удивлял и Беспалого, и зэков. Единственное, в чем он себе не отказывал, так это в сентиментальности. Но в последнем его трудно было упрекнуть, так как эта черта характера едва ли не для всего племени воров. Беспалому не раз приходилось слышать от блатных щемящие истории о загубленной юности, видеть искренние, горькие слезы при исполнении обыкновенной «Мурки», и тогда ему казалось, что он беседует не с вором-рецидивистом, за плечами которого по нескольку ходок, а с наивным подростком, страдающим от отсутствия материнского тепла.
Вместе с тем Орех был необыкновенно азартен, честолюбив, и если видел перед собой перспективу, которая смогла бы сполна удовлетворить его самые смелые помыслы, то он двигался к ней с упрямством голодного телка к сосцам матери.
— Ты наивно рассуждаешь, Орех. Обхохочешься! Если даже такой чернухи и не существует, то ее нужно будет придумать. Жизнь гораздо богаче и труднее, чем нам порой видится. Варяг не пацаненок. Он успел повидать и пережить уже столько, что многим хватило бы на несколько жизней. И мне не верится, что он ни разу не споткнулся. Просто надо очень внимательно порыться в его прошлом. Я сделаю все от меня зависящее, да и ты, будь добр, постарайся. Если нам удастся провернуть это веселенькое дельце, то почему бы тебе не стать смотрящим Москвы, а то и всей России! Тем более что в столице скоро, говорят, произойдут большие перемены.
От Беспалого не ускользнуло, как лицо Ореха при этих словах напряглось и весь он как-то преобразился, приосанился, как будто действительно получил от воров предложение стать законным всея Руси.
— Ты же знаешь, Александр Тимофеевич, — осторожно начал вор, — что не все так просто. Для этого нужны огромные заслуги перед миром. Да и башка должна варить.
— То, что касается заслуг перед миром, — веско заметил Беспалый, — то их можно организовать, а насчет башки можешь не беспокоиться — она у тебя на плечах имеется. А потом, ты будешь не один. Тебя поддержат.
— И как ты себе все это представляешь? Вот, скажем, завтра прибывает Варяг. По-твоему, я должен идти к нему на поклон?
Беспалый уже не раз мысленно прокручивал эту ситуацию. Он и сам не представлял, как поведет себя с авторитетным законным. Ведь даже в новой колонии заслуженный вор ничуть не потеряет своего могущества, он вполне может приговорить начальника колонии к смерти только за невежливое обращение. Александр Тимофеевич знал такие зоны, где истинными хозяевами были коронованные воры, а кум всего лишь исполнял их волю.
— Первое, что я тебе посоветую, — наставительно сказал он, — это не лезть на рожон. Той же самой линии буду придерживаться и я… Если представится возможность стать другом Варяга, не отказывайся. Хочу заметить, что это будет трудно, он не каждого подпускает к себе. Мне известно, что Варяг очень недоверчив и чрезвычайно осторожен, как старый лис. Но если тебе удастся завоевать его доверие или если повезет стать его приятелем, то это сильно увеличит число твоих сторонников. Потом это тебе поможет продвинуться наверх, получить ключик к некоторым секретам воровского общака. А когда ты почувствуешь, что помощь Варяга тебе уже больше не нужна, вот тогда-то и надо будет воспользоваться чернухой.
— Например?
Беспалый призадумался, а потом отвечал:
— Варяг долго был у общака, а касса для вора — это такая же святыня, как церковь для верующих. Можно будет попробовать доказать, что он не однажды запускал в кассу свою лапу. Подумаем… Ну так что, договорились?
Орех протянул руку:
— Договорились.
* * *
Заключенные, узнав о прибытии в Печорск знаменитого законного вора, выделили ему лучшее место в углу барака, рядом с самыми крутыми блатными. Здесь располагался своего рода парламент, что-то вроде законодательного собрания барака. Рядом кучковались быки, то есть исполнительная власть и силовые структуры, беспощадно каравшие строптивых за малейшее неповиновение. Воровской закон был здесь обязателен для каждого.
Владислав уже свыкся с мыслью, что в этой колонии ему придется пробыть продолжительное время, а потому сразу активно включился в арестантскую жизнь. В карантинный барак, куда его сначала определили, из жилого сектора к нему спешили зэки за объяснениями спорных вопросов лагерного бытия. Понемногу он занял место неофициального смотрящего зоны, оттеснив на задний план выбранного прежде пахана Ореха.
К Варягу обращались не только заключенные колонии. Совета просили даже узники тюрем, сидевшие в крытках за тысячи километров отсюда. Депеши, как правило, приходили на клочках бумаги, исписанных мелким убористым почерком. Малявы вопили о несправедливости и просили заступничества. Не менее удивителен был вид самих маляв: заляпанные многими руками, они, казалось, посерели от тюремной жизни. Но в каждой из них излагалась какая-то своя история. Глядя на листок, вырванный из блокнота, Варяг всякий раз дивился тому, как это можно уместить на такой крошечной площади столько сведений, столько страданий. Прежде чем дать свой ответ, он тщательно продумывал каждое слово, ведь ему, можно сказать, надо было решать судьбу человека, и здесь даже тон письма мог сыграть свою роль.
Глава 19 ЗАСТУПНИЧЕСТВО ВАРЯГА
Карантинный срок Варяга заканчивался через два дня, и Орех с раздражением думал о том, что уже совсем скоро смотрящий России пинком распахнет дверь локалки и вступит на зону полноправным хозяином, так что прежним лагерным авторитетам достанутся роли его подпаханников, а кого-то он и вовсе передвинет в быки при своей особе.
Орех считал, что он давно уже вырос из вторых ролей, и если бы обстоятельства сложились удачно, то он сумел бы заменить не только смотрящего региона, но даже и самого Варяга.
Он ревниво относился к вниманию, которое зэки оказывали смотрящему России, с досадой думая о том, что если так пойдет и дальше, то все скоро забудут, что он направлен в эту колонию по решению сходняка. Обидно было то, что осужденные в обход Ореха обращались к Варягу по поводу спорных вопросов и он, не оглядываясь на смотрящего колонии, выполнял роль третейского судьи.
На прошлой неделе Ореху передали маляву из СИЗО. В ней сообщалось о том, что один петух, скрыв масть, умудрился запомоить целую хату, и теперь обиженные взывали к его милости, чтобы он своим решением снял с них позорное пятно. Среди запомоенных был вор Лука, которого Орех знал по «золотым» делам. Помнится, он тогда даже хотел его уничтожить, но Лука неожиданно исчез. Что ж, может быть, и хорошо, что так получилось, — роль запомоенного очень подойдет к его роже.
С ответом Орех затягивать не стал и уже к обеду отправил в СИЗО маляву: «Вот что я вам хочу сказать: настоящие бродяги должны видеть опущенного издалека, а если вы не разглядели в нем пидора, так это ваша вина. Не мне учить вас — сначала вы должны были узнать, где он сидел, с кем кантовался, под какой статьей ходил, какой масти, а только после этого предложить кружку с чифирем. Каждый из вас пропарился по нескольку лет, а потому мне не нужно втолковывать вам, что запомоенным считается всякий, кто хоть однажды прикоснулся к опущенному. Не я создавал наши законы, не мне их разрушать».
