* * *
— Смотрящим на зоне должен быть только Орех, — жестко произнес Распутин. — Во-первых, потому, что он старожил зоны, чалится тут уже в третий раз и знаком со здешними порядками. Во-вторых, именно его на региональном сходе избрали смотрящим, а в-третьих, мы его прекрасно знаем и уверены, что только он один сумеет навести здесь порядок.
— Порядок?! — встрепенулся вор Тихон, которого знали под погонялом Пила. — О каком таком порядке ты здесь толкуешь?! Не о сучьем ли?
Некогда Пила принадлежал к группе, которую называли «отмороженными». В колонию он попал за «развод на деньги». Частенько Пила любил рассказывать про свой любимый способ добывания денег, который, как правило, действовал безотказно: клиента укладывали в гроб, после чего включалась бензопила. А когда стальные зубья мощно врезались в сосновые доски, разбрасывая во все стороны фонтан опилок, перепуганный клиент готов был расстаться с последними грошами. Угодив в колонию, Пила неожиданно распрощался с бандитским крылом и принял сторону воров. Прежний свой беспредел он теперь воспринимал как одну из главных ошибок беспечной молодости.
— Орех живет не по понятиям! Лично мне не однажды приходилось слышать о том, что он отбирает вещи у молодняка. За одно это следует дать по ушам.
Судьбу блатаря мог решить только сходняк. Толковище определяло степень его вины, а если требовалось, выделяло палача, не забывая о том, что поднять руку на законного мог только человек, равный ему по статусу. На угрозу Пилы Орех добродушно улыбнулся:
— Уж не ты ли собираешься меня разжаловать? А может, ты хочешь запихнуть меня в деревянный ящик, как своих барыг?
Орех знал, насколько Пиле неприятно всякое упоминание о его беспредельной юности, и поэтому частенько задевал его ядовитыми вопросами.
Скулы Пилы побагровели. Он уже собирался было открыть рот, чтобы ответить в том же тоне, но неожиданно вмешался Грош:
— Постойте, люди! Не будем шевелить хвостом. Мы здесь собрались для того, чтобы раз и навсегда определиться со смотрящим.
— Верно Грош говорит! Сейчас не то время, чтобы вспоминать о старом! — подал голос Маэстро. В последние годы он крепко заматерел, и к его словам прислушивались даже законные.
— Но тогда пусть Варяг поклянется, что не будет вмешиваться в дела Ореха, если проиграет! — жестко потребовал Репа.
— Сука буду, если посягну на авторитет смотрящего зоны. Но не забывайте, что я сам вор и поэтому беспредела тоже не допущу, — спокойно, но твердо пообещал Варяг. И от этой его уверенности у многих по коже пробежал озноб.
Варяг был из того племени воров, которые ничего не забывают, а если дают слово, то непременно сдерживают его. Он был поборником классической воровской идеи, и можно было не сомневаться, что он выпустит кишки всякому, кто посмеет напустить мути в ее колодезную чистоту.
С минуту воры молчали, как будто усваивали смысл произнесенного, а потом Орех согласился:
— Я тоже вор, и наши законы для меня так же святы, как и для тебя. Давайте не будем тянуть время и выберем смотрящего. На зоне слишком много дел, и надо бы во многом разобраться.
— Думаю, что нам нечего скрывать — давайте высказываться, глядя друг другу в глаза, — заметил Владислав.
Он намекал на то, что в последнее время законные стали прибегать к тайному голосованию, отступив от классического способа высказываться в открытую и говорить правду в лицо оппоненту, какой бы нелицеприятной она ни была. Возможно, подобное голосование стало практиковаться в целях безопасности, потому что порой открытые выступления стоили некоторым ворам в дальнейшем не только здоровья, но и жизни. Часто устранение авторитета смахивало на несчастный случай, и даже предвзятая братва не могла увидеть в гибели сотоварища злого умысла.
— Я не возражаю. Свое я отбоялся, — заявил Орех, — а потом, если меня не станет… то за это могут спросить очень строго! Пускай я не такой известный вор, как Варяг, но и не иголка в стоге сена.
В бараке собралось полтора десятка воров — элита зоны. Этого блатного сообщества побаивался даже Александр Беспалый. Дело в том, что воры никогда не действовали в одиночку — у каждого из них была своя тюремная «семья», «шестерки», быки, с помощью которых они отстаивали собственные интересы. И сейчас им предстояла нелегкая задача — объединиться, чтобы поставить над собой старшего. Могло выйти так, что голоса спорящих разделятся поровну, тогда придется обращаться к ворам в регионе. И тогда внутрисемейное дело поднимется до высот российского масштаба. Никто не сомневался, что в этом случае выиграет Варяг, чьи позиции в воровском мире были крепки и бесспорны.
Орех тоже предчувствовал это. Но он был уверен и в Беспалом, который не далее чем вчера вечером тряс папками с компроматом на всех воров, отыскивая союзников своему подопечному. Поэтому Орешин надеялся на победу, которая станет еще одной ступенью в его воровской карьере. Он верил, что совсем недалек тот день, когда он возглавит сход.
— Я поддерживаю Варяга! — лениво процедил вор с погонялом Колотый.
Свою кличку он приобрел на второй день после перехода из малолетки во взросляк: хорошенький паренек приглянулся одному из блатных, и взамен на свое покровительство он потребовал от него любви и ласки. Парень и раньше отличался дерзостью, почему и схлопотал свой первый срок — подрался с милицией, а здесь сразу же откровенно отправил авторитета «по матушке», за что часом позже получил удар заточкой в спину. Выжить тогда парню помогла молодость и могучее здоровье. Колотый занимался подпольной торговлей оружием. У него были связи в Туле и Нижнем Тагиле, кроме того, он имел очень влиятельных покровителей в Москве, которые обещали выдернуть его из беспаловского питомника не позднее чем через год. И Колотый терпеливо ждал — до окончания срока оставалось три месяца.
Орех знал, что Беспалому не удалось перетянуть Колотого на свою сторону, а его голос мог существенно повлиять и на мнение остальных бродяг.
— Варяг должен быть смотрящим!
— Орех! Он старожил в этой колонии и знает, как переправлять грев на зону.
— Орех! Он опытный вор!
— Только Варяг! Имея такого кандидата, как он, глупо выбирать кого-то другого.
— Пусть Орех будет!
— Варяг!
— Я за Ореха. Он грамотный вор. Он способен чувствовать момент, — подал из своего угла голос «нэпмановский» вор Серый.
Лет десять тому назад Серый был очень авторитетным законным. Однако у него имелась одна хроническая слабость — наркотики! Вор настолько зависел от белого порошка, что в период ломки готов был променять остаток жизни на дозу. Все сосуды на руках и ногах у него практически были законопачены. Единственное место, куда можно было влить бодрящий раствор, находилось под языком, и даже самые тертые заключенные зажмуривались, когда видели, как Серый впендюривает иглу в тонюсенькую пульсирующую розовую жилочку.
Поговаривали, что лет пять назад на сходе его обвинили в том, что он запустил лапу в общак. А на следующем толковище, на котором собрались воры со всего региона, он сумел доказать свою непричастность к крысятничеству, но запашок шлейфом продолжал тянуться за ним. Серый был из племени воров, что мечтали умереть не в следственном изоляторе и не на жесткой койке тюремной больницы, а в тихом уютном уголке собственной комнаты, которую они сумели заработать благими делами к самой старости.
