Книга Когда бог был кроликом, страница 58. Автор книги Сара Уинман

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Когда бог был кроликом»

Cтраница 58

— Чтобы выдержать, Элли, надо за что-то держаться.

— А ты за что держался?

Пауза.

— За лимонное дерево.

Он рассказал мне о маленьком окошке под самым потолком той комнаты: окошке без стекла, единственном источнике света. Ему приходилось подпрыгивать и подтягиваться, чтобы глотнуть свежего, душистого воздуха, и, вдохнув его, он уже не чувствовал себя покинутым. Долго подтягиваться он не мог, поэтому падал обратно в темноту, где стоят другой, его запах — грязный, неподвижный, унизительный.

Через несколько дней, после того как у него отрезали ухо, он проснулся поздно, ближе к вечеру, подтянулся и увидел, что во дворе высадили маленькое лимонное деревцо. Уже темнело, и лимоны на нем, казалось, светились в сумерках и были невыразимо прекрасны. Они соблазняли его своим видом, а ветерок приносил залах кофе, духов и мяты, и на минуту он успокоился и почувствовал, что все будет хорошо: за окном его комнаты текла жизнь, и она была прекрасна, а пока жизнь прекрасна, в ней есть и надежда.

Я сжала его пальцы. Они были холодными.

— Мне надо возвращаться в Англию, — сказала я. — Поехали со мной.

— Я не поеду без него, — сказал он.


Я знала, что, если они найдут хотя бы часть его, им понадобится его ДНК. Перед отъездом я зашла в ванную и положила в пластиковый пакет его зубную щетку и щетку для волос, но только не самую любимую, потому что ведь он еще мог вернуться. Пакет я оставила на полке, рядом с лосьоном после бритья и старым номером «Мира регби». Потом я долго сидела на краю ванны и чувствовала себя виноватой, потому что уезжала и бросала его, но я не могла не ехать; мне надо было помочь моим убитым горем родителям, которые не могли помочь друг другу. Я оставляла здесь Чарли; оставляла его в доме, который мы много месяцев строили, в доме с птичьим гнездом, айлантом у крыльца и старинной золотой монетой, которую мы отрыли в саду. Я оставляла Чарли дежурить у телефона, звонить и ждать звонка, и главное, быть на месте, когда этот звонок раздастся. Чарли, который знал, что такое беда, и сам мог послужить доказательством того, что не все и не всегда кончается плохо.


~

Все здесь кажется мне таким маленьким. Все старые магазины исчезли без следа, сохранившись только в моей памяти. Нет больше ни маленького гастронома, ни газетного киоска, ни мясной лавки с опилками на полу, ни дорогого обувного магазина, куда мы никогда не заходили, — ничего нет. Мне не грустно, я ничего не чувствую. Совсем ничего. Я проезжаю по шоссе, включаю левый поворотник и сворачиваю на улицу, где все началось.

Останавливаюсь, немного не доехав до цели, наблюдаю за мельканием сари в прорезях забора, думаю о меняющейся картине мира и перемещении народов. Раньше я представляла себе, как пройду по дорожке, бегущей по газону между клумбами, остановлюсь у двери и нажму кнопку звонка. «Я когда-то жила здесь», — скажу я тем, кто откроет, и они заулыбаются, пригласят меня в дом, возможно, предложат чаю, а я расскажу им, как счастливы мы здесь были, а они переглянутся и подумают, что часть нашей удачи и счастья может перейти и к ним.

В окно кто-то сильно стучит. Я поворачиваюсь и вижу лицо незнакомого мужчины. Он сердится. Я опускаю стекло.

— Вы собираетесь уезжать? Это мой дом, и я всегда ставлю здесь свою машину.

Я ничего не говорю этому мужчине. Он мне не нравится. Я трогаюсь с места, медленно еду по улице и наконец вижу его. Останавливаюсь у калитки. Стены больше нет, и сада нет, там, где когда-то цвели клумбы, стоит машина. На крыльце развешаны для проветривания пальто. Я чужая здесь. Я еду дальше. Все не так, как должно было быть.


Я смотрю на часы. Уже поздно. Мне холодно. Я жду, когда в доме погаснут огни. Запах в переулке остался прежним; я здесь одна. Замечаю какое-то движение в темноте. Лисица. Она приближается ко мне; они совсем освоились в городах. Я кидаю в ее сторону камешек, и она убегает, не столько испуганная, сколько недовольная. Я снова оглядываюсь на дом, и в этот миг там гаснет последний огонь. Я начинаю нервничать; тени вокруг кажутся странными и угрожающими. Что это? Человек? Я прижимаюсь к старому забору. Кровь стучит в висках. «Уходи, уходи, уходи». Шуршание гравия под его ногами удаляется. Я вслушиваюсь в тишину.

Задвижка открывается легко, и я подпираю калитку кирпичом. У фонарика тонкий, но удивительно сильный луч. Куча мусора в конце сада, кажется, совсем не изменилась. К ней только добавился лисий помет и старая кроссовка. И обглоданный куриный скелет.

Я раскидываю мокрые листья, добираюсь до сырой почвы. Провожу мысленную линию по забору, отмеряю расстояние шириной в ладонь и начинаю руками разгребать землю. Наконец чувствую пальцами металлический холод банки. Вытаскиваю ее и стряхиваю грязь с крышки: «Печенье-ассорти» (помню, как мы съели его без остатка).

Я не зарываю яму и не пытаюсь замести следы. Все равно свалят все на лису. Мне хочется поскорее выбраться отсюда. Я пинком отбрасываю кирпич и запираю за собой калитку. Быстро иду прочь и скоро скрываюсь в темноте. Меня здесь не было.


В раннем утреннем свете поляроидная карточка кажется неправдоподобно яркой. Девочка, превратившаяся в мальчика. Я улыбаюсь (я прячусь). Рождество моего кролика. Оставь что-нибудь здесь, сказал он.

Я тянусь за чашкой с кофе. Разворачиваю его письмо. Вижу неразборчивые каракули пятнадцатилетнего подростка, и у меня перехватывает горло. Шифр, который надо разобрать. Освободить, объяснить.


выбор Галана. только очень молоды. либо умереть. рассказать кому-нибудь, не ты, Элли, вина. Трус. всегда быть рядом ТЫ всегда.


~

Я приехала рано, и на станции меня встречал только серый утренний холод, не обещающий ничего хорошего. Было совсем тихо; кроме меня, с поезда сошел только один пассажир, таскающий свой дом за плечами. Быстрым шагом профессионального туриста он двинулся вверх по холму. Я не пыталась угнаться за ним.

Никто, даже Алан, не знал о моем приезде, и я просто взяла такси на станции. По правде говоря, мне не хотелось ехать сюда. Я хотела остаться в Лондоне, подальше от всего, что говорило бы: «Это я, Джо»; потому что все виды, запахи и деревья здесь были им, как были они и мной; мы вросли в этот пейзаж, переплелись корнями, смешались с ним и друг с другом.

Я попросила таксиста остановиться на вершине холма, у старых ворот с вырезанной, заросшей мхом надписью «ТРИХЭВЕН» — той самой, которую мы впервые увидели двадцать три года назад, стоя на пороге приключения: он — с незаживающей раной в сердце, я — с робкой мечтой начать жизнь заново.

Было холодно, а я слишком легко оделась, но холод хорошо прочищал голову и был мне приятен. Я постояла, вслушиваясь в монотонную работу дятла, и вниз по склону холма двинулась к дому. Пространство, которое он покинул, захватывало меня, шептало мне в ухо: «Он все еще здесь». Я слышала эти слова, подходя к дому с его молчанием, скрытом болью, открытыми альбомами с фотографиями, извлеченными из ящиков комодов. «Он все еще здесь», — шептал голос, и я ускоряла шаги, плакала на ходу и наконец побежала.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация