— Слушай, — сказал он, — давай в следующий понедельник.
— Может, — предложила я, — Андрей Витальевич сам утвердит?
Владимир замотал головой, как породистый бык.
— Нет уж, вы без меня напридумываете. А тебе-то что?
— Чертовски хочется работать, — вспомнила я любимую папину присказку.
Директор хорошо так, по-доброму рассмеялся.
— Иди домой, стахановец. И так пахала как проклятая.
И скрылся в коридоре.
— Чего это он такой добрый? — спросила я Таню.
— Вчера два контракта очень хороших подписали. А у тебя лак облупился.
Я постаралась улыбнуться так же добро, как директор, и пояснила:
— Это в порыве страсти.
Так у меня образовался незапланированный почти недельный отпуск.
Сутки я отсыпалась. Владимир Петрович был прав: последние две недели я пахала за троих. А еще Паша. Оказывается, если мужик хороший, то он и без секса в тонусе поддерживает.
Жизнь
Первый рабочий день после бурного праздника Ирине дался с огромным трудом. Она старалась прокрасться к себе в кабинет как можно незаметнее, за каждым углом ей мерещился Юрий.
В обед она набралась решимости и решила проползти по коридору в столовую. Проходя мимо курилки, она услышала громогласный хохот. Юра, как обычно, был в центре компании. Он что-то рассказывал, все гоготали.
Ирину прошиб холодный пот. «Это же он про меня треплется!» — сообразила она и вжалась в стенку.
На трясущихся ногах дошла до столовой. То и дело ловя на себе косые взгляды сотрудников, она поняла, что Юрий уже всё и всем рассказал. Теперь вся контора узнает, что она пыталась пригласить на свидание незнакомого мужика.
— Ир, ты чего такая багровая? Заболела, что ли?
К Ирине за столик подсела ее коллега.
Ирина пристально вглядывалась ей в глаза. Она еще не знает? Или знает, но прикидывается? Коллегины глаза выражали только участие. Никакого намека на издевку в них не было.
— Да, я заболела, — Ирина залпом маханула стакан компота, — мне плохо.
— Так иди домой, выглядишь отвратительно.
Ирине на глаза навернулись слезы. Стало безумно жаль себя — такую несчастную, всеми непонятую. А вот теперь еще придется менять место работы: не сможет же она каждый день приходить сюда, где все знают, как низко она пала.
Ирина не глядя маханула еще один стакан компота — коллегин.
— Почему мне в жизни так не везет? — со слезами на глазах спросила она девушку и стремглав выбежала из столовой.
Она бежала по коридору ни о чем не думая, и остановилась, только натолкнувшись на что-то мягкое.
— О, — хохотнул Юрий, — ты опять в моих объятьях…
Ирина с размаху залепила ему пощечину.
— Как ты мог! Как ты мог так поступить? Я уволюсь! Я так не могу! Ты — подлец!
Бедный Юрий на всякий случай отбежал от нее подальше, потирая щеку. В глазах у него был ужас.
— А что случилось? Я ж вроде все помню. Ничего ж не было.
— Я доверилась тебе, а ты…
— Что я? Ничего ж не было, я ж все помню…
В голосе Юрия уже сквозила неуверенность.
— Ты — негодяй! Ты меня обесчестил!
— Кто? Я? Да я ж все помню…
Последнюю фразу Юрий уже произносил просто как заклинание.
И тут из глаз Ирины хлынули накопившиеся слезы. Она отвернулась к стенке, припала к ней грудью и зарыдала.
Юрий выждал паузу, потом подошел и аккуратно тронул ее за плечо.
— Слышь, ты… Ну раз уж так получилось… Да не реви… А как тебя зовут, а?
Бедная Петрова завыла в голос.
Ни о какой работе в этот день речи быть не могло. Ирина безумным аллюром добралась до своего стола, схватила сумочку и, пробормотав что-то несвязное про врача, кинулась к выходу.
Там ее уже ждал Юрий. В руках он держал квадратную упаковку.
— Это тебе, — сказал этот отвратительный тип, протягивая упаковку Петровой.
«Презерватив», — догадалась Ирина и поняла, что убить человека в общем-то не так сложно.
Видимо, мысль о смертоубийстве отпечаталась на ее лице очень отчетливо, потому что Юрий поспешно объяснил:
— Это чай. Ромашковый. Очень успокаивает нервы. Девчонки из столовой дали.
Ирина выхватила пакетик, рванула его пополам и швырнула в мусорку. Чай взвился над урной, словно прах сожженного викинга. Петровой полегчало.
— Пошел ты, — сказала она, тщательно выговаривая каждый звук, — в столовую. К своим девчонкам.
И продолжила путь уже уверенным неспешным шагом. Юрий прижался к стене, пропуская ее.
Только на улице до Ирины дошел смысл произошедшего. Она, тишайший бухгалтер Петрова, послала самого крутого мужика фирмы! Пусть не туда, куда он был достоин идти, а всего лишь в столовую, но послала! Не про себя, не ночью (как известно, по ночам рождаются самые блестящие реплики для минувших споров), а средь бела дня.
Ирина резко выпустила воздух, который, оказывается, накопился в ее легких, — и тут ее затрясло. Она шла на чужих ногах и думала только о том, чтобы не упасть. Правда, в затылке лениво шевелились другие мысли: «А ведь я его задушить могла», «Теперь точно уволят» и «Пойду и напьюсь». Петрова пыталась понять, отчего ее трясет, но не смогла. Ей даже не удалось решить, правильно она поступила или отвратительно.
Ирина зашла в гастрономчик возле дома и купила упаковку чая с ромашкой. Он оказался действительно успокаивающим. Не допив чашки, Петрова повалилась спать прямо в халате.
Проснулась среди ночи. Сначала долго уговаривала себя подремать еще часок, потом поняла бессмысленность сопротивления и открыла глаза. Будильник показывал начало пятого.
Полчаса Ирина убила на душ и завтрак, походила по квартире, села возле компьютера. Теперь она не сомневалась, что причиной ее вчерашнего поведения стала Марина. Нет, поначалу Петрова на работе вела себя типично по-бабски: ревела, кричала что-то про негодяев. Зато потом.
— Пошел ты… в столовую! — громко повторила Ирина вслух и осталась собой довольна.
Она включила ноутбук и пошла заваривать ромашковый чай. После кружки успокоительного напитка мысли о позоре и срочном увольнении вернулись, но уже без истерического фона. «Может, он и не рассказывал никому? Раз даже имени моего не помнит».
Ирина размяла пальцы и уселась за клавиатуру. «А уволиться давно пора, — думала она, пока загружался файл, — никакой же перспективы. Точно, уволюсь».
Петрова пробежала глазами последний написанный фрагмент. Марине увольнение никак не грозило, все ее устраивало: и процесс, и начальник, и зарплата. Или нет? Как бы она себя повела, если бы ее не устроила, допустим, оплата труда?
