Выходя из городской прокуратуры после очередного допроса у
следователя Ольшанского, Валерий Васильевич Волохов прямо у подъезда столкнулся
с Верой Жестеровой. Лицо у нее было напряженным и каким-то странным. Такого
выражения отстраненности Волохов никогда у нее не видел.
- Тебя все еще таскают из-за Олега? - равнодушно
спросила она.
- Да.
Он был рад, что можно прикрыться гибелью Вериного мужа и не
обсуждать с ней истинные причины его вызовов в прокуратуру. Вера бросила взгляд
на золотые часики.
- У меня есть еще полчаса, меня вызвали на половину
четвертого. Давай прогуляемся, - предложила Вера.
Они не спеша пошли по оживленной улице. Разговаривать было
не о чем. Внезапно Вера сказала:
- Очень душно. От этих бесконечных машин дышать совсем
нечем. Давай свернем в какой-нибудь дворик, посидим на лавочке.
Дворик они нашли быстро. Но Вере он не понравился, там не
было тени, а вокруг песочницы с визгом носились малыши.
- Господи, какая невыносимая жара, - простонала она. -
Хотя бы несколько минут в прохладе постоять. Может, в подъезд зайти?
Волохов молча пожал плечами. Вообще-то она права, в подъезде
наверняка прохладно и тихо. Они зашли в первую попавшуюся дверь и поднялись на
один пролет. Там действительно было прохладно и тихо, только очень сильно пахло
жареной картошкой и рыбой. Вера прислонилась к подоконнику и уставилась в окно,
повернувшись к Волохову спиной. Потом открыла сумочку и стала в ней что-то
искать. Глядя на ее напряженную спину, Валерий Васильевич подумал, что она,
наверное, плачет и пытается найти носовой платок. Когда Вера повернулась к
нему, он даже не понял, что происходит. Сначала он ощутил жгучую боль в груди и
только потом услышал грохот выстрела.
- Сволочь, - с каменным выражением лица произнесла
Вера, - подонок, за тебя и отсидеть не жалко.
Она швырнула пистолет на ступеньки и медленно стала
спускаться вниз. Угасающим сознанием Волохов еще успел удивиться, почему на
лестницу не выскочил никто из жильцов, ведь звук выстрела был таким громким...
И снова все вошло в привычную колею. Ира вставала в пять
утра и шла убирать улицу. Потом мыла лестницы в шестнадцатиэтажке. Потом шла на
вещевой рынок. По вечерам работала в "Глории". Наташа снова была в
больнице, в той же самой больнице, и даже в той же палате. Только квартирантов
у Иры больше не было. Вернее, был один, красивый черноволосый парень, по
паспорту Асланбек, но все почему-то называли его Мироном. Он не платил за
квартиру, он очень много работал и приносил деньги Ире. Все до копейки.
- Сначала мы соберем на Павлика, - говорил он ей, -
потом на памятник твоему отцу. А потом Наташа закончит институт, я найду ей
работу, мы заберем ее домой и будем жить гораздо лучше. Ты только потерпи еще
немного, ладно? Мы будем жить гораздо лучше, я тебе обещаю.
И Ира верила.
Раз в неделю к ней приходили Зоя с Ташковым, с тем Ташковым,
который отдал все свои деньги, чтобы спасти Наташу. Ира не знала, куда их
усадить и чем угостить, ей казалось, что она не расплатится с этим серьезным
человеком до конца своих дней. Она так радовалась, что Зоя все-таки решилась
рожать! У нее будет хоть и не родной, но братик или сестричка, с которым можно
будет ходить гулять, играть в прятки или пятнашки, которого можно будет
забирать из садика. И может быть, ей, Ире, даже доверят когда-нибудь отвести его
в первый раз в школу. Павлика она, наверное, в школу уже не поведет. У нее
будет семья, состоящая не только из одних инвалидов. В этой семье будет Мирон,
будет Зоя и ее ребенок и даже, кажется, будет Ташков. У нее все будет хорошо,
надо только очень много работать и очень сильно верить.
И Ира верила.
Июнь - август 1996, Москва
