Два месяца назад Олег получил задание и, выполняя его, вышел
на квартиру в Сокольниках. Решил присмотреться к хозяйке, Ирине Терехиной,
незамужней, двадцати лет. Пришел в "Глорию", где девушка работала по
вечерам. И с тех пор уже не мог выбросить ее из головы.
Он рассказал ей чистую правду и про поселок, в котором
вырос, и про санаторий для крутых начальников, и про труженицу-мать. Сочувствие
к Ире все росло и росло, давило грудь, мешало дышать. Еще ни разу не заговорив
с ней, он уже знал всю ее историю, а когда она сама рассказала ему о том, как
живет, убедился, что Ира ни в чем не приврала, не преувеличила, одним словом -
на жалость не брала. Олег в детстве прочел много сказок, других книг в доме
почти не было. Сказки покупались в огромных количествах для старшего брата,
когда тот еще был маленьким, а отец жил с ними. Потом отец бросил их, и
покупать книжки было не на что. Единственным доступным чтением остались толстые
книги с картинками и текстом, набранным крупными буквами. Таджикские сказки,
туркменские сказки, русские, украинские, сказки народов Европы... И жизнь он до
поры до времени мерил этими сказочными мерками, верил в принцев и счастливый
случай, верил в то, что есть на свете добрые и благородные рыцари, которые
обязательно рано или поздно найдут их мать и помогут ей. Рыцари, однако,
почему-то не находились. А мать старела и слабела на глазах. И Олег дал себе
слово, что обязательно сотворит какое-нибудь маленькое чудо собственными
руками. Не Для того, чтобы облагодетельствовать кого-нибудь, а просто для того,
чтобы убедиться: это возможно. Это бывает. Пусть его семье не повезло, на их
долю чуда не пришлось, но должно же оно существовать где-то! Сказки ведь живые
люди придумывали, а раз они это придумали значит, это когда-то где-то
случалось. Если правда, что зло порождает зло, то и добро должно порождать
добро. Нужен только первый толчок, первое бескорыстное доброе дело, а дальше
уже начнется цепная реакция.
Он отнюдь не был сопливым романтиком, напротив, жизнь Олега
Жестерова была достаточно суровой и к сантиментам не располагала. По ходу этой
жизни ему чаще приходилось творить зло, нежели добро, хотя зло это совершалось
во имя добрых целей, но все-таки само по себе было злом, ибо отнимало у людей
свободу, имущество, а иногда и жизнь. Мысль о маленьком чуде укоренилась в
глубинах сознания и на поверхность вылезала теперь крайне редко, но она никуда
не исчезла. А после встречи с Ирой Терехиной, как сказали бы психологи,
актуализировалась.
Разумеется, ни о какой любви не могло быть и речи. То, что
произошло сегодня ночью, было частью его работы, его задания. Он должен был
войти в контакт с хозяйкой квартиры, где живут "казанские", а при
возможности и познакомиться с жильцами и их многочисленными гостями, втереться
в доверие и постараться нащупать хоть какие-нибудь сведения о главаре по кличке
Аякс. Сама кличка наводила на мысль о том, что главарь - большой поклонник
футбола, ибо "Аякс" - это название известного футбольного клуба. Но
все это было только приблизительно, потому что имя "Аякс" принадлежит
мифологическому герою, и о чем думал этот чертов главарь, выбирая себе кликуху,
оставалось только догадываться.
Но дело - делом, а чудо - чудом. Надо поговорить с женой
насчет того врача, к которому она все время бегает. Уж так она его нахваливает!
Прямо маг и волшебник. Хорошо бы он подлечил Иру. Сколько бы это ни стоило.
Глава 5
Внешность таинственного "мужчины средних лет приятной
наружности с темными седоватыми волосами" - штука расплывчатая и
ненадежная. И устанавливать детали было не просто.
Кто мог описать его достаточно подробно? Во-первых, сестра
Марфа. Во-вторых, медсестры в больнице, где лежали Наташа, Ольга и Павлик
Терехины. В-третьих, сами дети. Но детей пришлось исключить сразу: "дядя
Саша" мог появиться в любую минуту, и непосредственные Павлик, Оля и
Наташа тут же сказали бы ему, что им интересуется милиция. Если с
семнадцатилетней Наташей еще можно было попытаться договориться, то с остановившейся
в развитии Олей и маленьким Павликом этот номер точно не пройдет. Скажут сразу
же. Медсестры в этой ситуации тоже не были особо надежными. Кто знает, не
приплачивает ли "дядя Саша" кому-нибудь из них за молчание и
своевременное информирование.
Зато с жильцами дома, где была убита Екатерина Бенедиктовна
Анисковец, можно было работать спокойно. Искомый мужчина там вряд ли появится.
Даже наверняка не появится. А если появится, значит, он к убийству отношения не
имеет. Но беда в том, что видели и запомнили его только два человека. И, что
самое главное, в разное время. Старушка с нижнего этажа запомнила его еще с тех
времен, когда он достаточно регулярно приходил к Екатерине Бенедиктовне, и было
это довольно давно. Незадолго до убийства она его не видела. Другая же соседка
жила в доме недавно и видела темноволосого мужчину возле квартиры Анисковец за
два дня до убийства, но никогда не видела его раньше.
Миша Доценко по опыту знал, что с такими двумя свидетелями
каши не сваришь. Под кашей в данном случае подразумевался субъективный портрет
разыскиваемого мужчины. Так оно и вышло.
Поскольку всех жильцов дома Доценко уже знал, то решил
воспользоваться услугами художника, жившего прямо над квартирой Анисковец.
Федор подрабатывал "быстрыми" портретами возле Выставочного центра,
много пил, но глаз у него был по-прежнему острым, а рука пока еще не дрожала
даже с похмелья.
Начал Доценко с той свидетельницы, которая была постарше.
Анисья Лукинична уверенно руководила работой Федора и была страшно довольна, проникнувшись
важностью выполняемой задачи.
- Круче, круче бери, - командовала она. - Вот так. Нет,
брови не такие, гуще рисуй... Губы-то, губы чего сморщил, они у него такие были
красивые, большие...
Федор покорно исправлял рисунок, полагаясь на слова женщины.
- Да чего-то он у тебя старый-то какой получился, -
неодобрительно изрекла Анисья Лукинична, окидывая взглядом законченный рисунок.
- И не такой он вовсе был.
Начали сначала. Овал лица. Прическа. Нос. Губы. Брови.
Глаза. Подбородок. Морщины.
- Ну а теперь как? - с надеждой спросил Доценко.
- Теперь хорошо, - удовлетворенно сказала
свидетельница, которой скоро должно было исполниться девяносто четыре года.
С полученным портретом они пришли к другой соседке, той, что
видела "дядю Сашу" незадолго до смерти Анисковец.
- Что вы, - удивилась она, едва бросив взгляд на
рисунок, - это совершенно не он.
- Так, - устало вздохнул Доценко, - приехали. Давайте
все сначала. Что вы вкладываете в понятие "совершенно не он"?
- Ну как что, - растерялась женщина. - Не похож.
- Это не одно и то же, - терпеливо начал объяснять
Михаил. - Вы актера Пьера Ришара хорошо себе представляете?
- Это которого? Высокого блондина в ботинке?