Мирон отошел от забора поближе к зданию и продолжил ходьбу
вокруг дома, на этот раз не по сторонам глазея, а внимательно вглядываясь в
каменные стены. После двух кругов никакого второго входа он не обнаружил. Либо
дверь хорошо замаскирована, либо этого входа на самом деле нет. Проходить в
противоположную часть дома можно и через внутренние двери. Может быть, только
на втором этаже, где временно живет Мирон, стена абсолютно глухая, а на первом
или третьем есть проходы. Зачем, однако? Зачем было перегораживать целый этаж? Вероятно,
там что-то или кого-то прячут, и именно для охраны этого чего-то или кого-то и
нагнали сюда столько молчаливых суровых мужиков с непроницаемыми лицами и
холодными глазами. Тогда это нечто должно быть очень и очень ценным. Черт
возьми, во что его отец втравил? Тут что, алмазный фонд прячут? Стратегическое
оружие? Заложников держат? Что тут происходит в конце-то концов?
Настроение у Мирона окончательно испортилось, ему надоело
гулять, и он вернулся в дом. Идя по коридору мимо охранника в сторону своей
комнаты, он пристально вглядывался в глухую стену, но ни малейшего намека на
дверь в ней не обнаружил. Стена было абсолютно ровной, обитой аккуратными,
покрытыми лаком деревянными планками. Усевшись возле открытого окна, Мирон тупо
уставился на раскидистые ветки большого дерева. Сначала все это казалось не
лишенным приятности приключением, потом - вынужденной, но в целом не противной
работой, а теперь у него появилось ощущение, что он впутался во что-то крайне
опасное и безусловно преступное. Неужели отец не знал, куда посылал своего
единственного сына? А если знал, но все равно послал?
Мирон по паспорту носил имя Асланбек и очень хорошо
представлял себе, что борец за исламскую идею иногда пренебрегает тем, чем
никогда не пренебрегают люди, воспитанные в традициях европейской этики.
Христиане крайне редко ставят криминальные интересы выше интересов собственных
детей. Но не таков, по-видимому, его отец. И если выяснится, что по воле и
рекомендации отца Мирон оказался впутанным в криминал, это будет означать
только одно: его отец - истинный борец за идею, и в этой борьбе не пощадит
никого и не посчитается ни с чем.
Но, с другой стороны, при чем тут неизлечимо больная
девочка? Она-то какое отношение может иметь к религиозной идее? Зачем ее здесь
держат и почему угрожают Мирону всеми карами небесными за попытки узнать хоть
что-нибудь? Глупость. Бред больного воображения.
Нет, как ни крути, а необходимо найти способ общаться с
Наташей без пристального надзора Василия и его прихвостней. Разговаривать вслух
нельзя, это уже и так понятно. Вопрос с телекамерой пока не прояснен, так что
рисковать не стоит. Как же быть?
Оставался только один способ, но придется проявить
недюжинную изобретательность, чтобы не вызвать подозрений надзирателей. Тьфу,
слово-то какое! Как будто в тюрьме. А впрочем, так оно и есть, что уж глаза
закрывать на очевидное. Приятность каникулярного приключения с не требующей
большого напряжения подработкой на карманные расходы быстро закончилась. Осталась
голая и очень неприятная истина: он в тюрьме, и выбраться отсюда ему не
суждено.
Ему показалось, что Наташа выглядит сегодня хуже, чем
позавчера, когда Мирон видел ее в последний раз. Видно, вчерашнее обследование,
длившееся целый день, здорово ее измучило.
- Как дела? - с преувеличенной бодростью спросил Мирон,
входя к ней в комнату.
Наташа подняла на него огромные светлые глаза, в которых
застыло непереносимое страдание.
- Все хорошо, - тихо ответила девушка, но Мирон видел,
что говорит она через силу.
- У тебя что-нибудь болит?
- Нет-нет, ничего не болит. Давай заниматься.
- Ну что ж, давай, раз ничего не болит. Ты прочла весь
раздел книги, которую я тебе оставлял?
- Да.
- Все поняла?
- Конечно, это же просто.
Просто! Для него это отнюдь не было просто. В свое время он
бился над этим разделом почти два месяца, пока усвоил все определения, понятия
и теоремы. А ей хватило одного дня, да и то не целиком, потому что ею
практически весь вчерашний день занимался врач.
- Знаешь, ты что-то неважно выглядишь, - решительно
произнес Мирон. Наверное, ты переутомилась. Давай-ка мы с тобой сегодня
займемся чем-нибудь попроще.
- Нет, - она упрямо покачала головой, - давай
заниматься как обычно. Я должна быть в хорошей форме, когда приедут те люди,
которые хотят взять меня на работу.
- Но то, чем я хочу сегодня позаниматься, тоже очень
нужная вещь. В современном мире никто без этого уже не обходится. И если твои
наниматели увидят, что ты и это умеешь, они оценят твои навыки по достоинству.
Мирон собирался научить Наташу пользоваться текстовым
редактором. И вовсе не потому, что считал эти навыки нужными в ее положении. Он
не верил в красивую сказку про добрых работодателей, случайно узнавших про
талантливую девочку. В такую красивую сентиментальную историю не вписываются
многочисленные молчаливые охранники с холодными глазами. Цель у Мирона была
совсем другая. И ему оставалось надеяться только на то, что если в комнате и
есть скрытая телекамера, то экран монитора в нее не попадает.
Текстовый редактор Наташу заинтересовал, и уже через
пятнадцать минут она легко производила все нужные манипуляции, открывала и
закрывала "окна", устанавливала их положение и размеры, переставляла
фрагменты, расставляла страницы. Работать приходилось с уже имеющимся в
компьютере текстом. Печатать Наташа не умела и с трудом привыкала к
расположению букв на клавиатуре.
- Тебе обязательно нужно научиться набирать тексты. Это
необходимо при любой работе. Давай-ка потренируемся вместе. Сейчас я установлю
тебе размеры "окна"...
Мирон положил руки на клавиатуру, его пальцы быстро побежали
по клавишам.
"Не повторяй вслух то, что я тебе пишу. Твоя комната
прослушивается".
- Так, а теперь пиши то, что я буду тебе диктовать. Я
буду говорить медленно, а ты внимательно смотри на клавиши и старайся запомнить
расположение букв. "При выводе фундаментального принципа статистики
Лагранж заменил произвольную систему сил подходящей системой блоков..."
Ну, в чем дело? - сердито спросил Мирон, видя, что девушка даже руки на
клавиатуру не положила. - Почему ты не пишешь? Она сидела оцепенев, не сводя с
него застывшего взгляда.
- Ты что, не поняла меня? - уже мягче сказал он. - Я
диктую - ты набираешь текст. И стараешься запомнить расположение букв. Давай
еще разочек с самого начала. "При выводе фундаментального принципа
статистики Лагранж..." Он стал произносить слова медленнее, чем в первый
раз, и с удовлетворением убедился, что Наташа поняла его. На экране одна за
другой появлялись буквы:
"Откуда ты знаешь?"
- Очень хорошо, молодец, - похвалил Мирон. -
Продолжаем. Сейчас я покажу тебе, как красиво располагать текст, чтобы он
хорошо смотрелся.
