- Что ты, отец, просто я не ожидал, что ты здесь, и
немного растерялся. Какими судьбами?
- Приехал по делам. Решил заодно узнать, как мой сын
выполняет просьбу своего отца.
- Ну и как? - как можно безучастнее спросил Мирон. -
Василий на меня жалуется?
- Да, и меня это крайне огорчает.
- Чем же я не угодил ему? Я послушный, выполняю все его
требования и даже соблюдаю все дурацкие запреты, которые он налагает. Ты куда
меня отправил, отец? На каникулы или на каторгу? Здесь же шагу ступить без
разрешения не дают. В поселок - нельзя. За ворота - нельзя. Гулять вечером -
нельзя. Ходить по зданию - нельзя. Общаться ни с кем не разрешают, только с
девочкой. За что я так наказан? Чем я провинился перед тобой, что ты меня
заслал в эту тюрьму?
- Ты меня огорчаешь, сын. Я хотел надеяться, что
Василий не во всем прав, но теперь вижу, что он не преувеличил. Ты непокорный и
строптивый, для тебя слово отца не является законом. Это плохо. Это
противоречит обычаю. Быть непокорным сыном - большой грех, огромный. Но еще
больший грех, еще большее нарушение обычая - проявлять жалость к женщине. Ты
замечен в этом грехе, и неоднократно.
- Отец, но это же ребенок, девочка, к тому же
неизлечимо больная. Неужели я не имею права даже на элементарное сочувствие к
ней?
- Нет, - отрезал отец. - Ты должен делать то, что
приказывает тебе Василий. Ты должен служить тому делу, которому служу я. И
никакой жалости у тебя быть не должно. Такова моя воля. И если в твоей
греховной душе зашевелится сомнение, помни, что в твоих жилах течет моя кровь,
а не кровь этой девочки. Она для нас чужая. А это значит, что она чужая и для
тебя. Твоя мать будет крайне расстроена, узнав, что ты нарушаешь обычай и
проявляешь непослушание отцу. Об этом ты тоже должен помнить. Ты - ингуш. Ты -
мусульманин, Асланбек. И если я длительное время делаю вид, что не замечаю
твоих немусульманских поступков, если я перестал возражать против того, что ты
называешь себя не тем именем, которое я дал тебе при рождении, это не означает,
что я смирился и готов отдать тебя в лоно православной цивилизации. Ты родился
мусульманином и умрешь им. Такова моя воля.
С этими словами отец встал и вышел из комнаты. Через
некоторое время Мирон услышал голоса отца и Василия, доносящиеся снаружи, но не
смог разобрать, о чем они говорят. В нем поднялась неожиданная злоба на
Василия, который оказался куда более проницательным и чутким, чем Мирон
предполагал. Надо же, заметил, что Мирон только притворяется равнодушным, а на
самом деле жалеет Наташу. Сволочь глазастая. Доносчик паршивый. Отцу заложил.
Но власть отца была все-таки очень сильной. Все двадцать два года он был
единственным повелителем Асланбека-Мирона, все двадцать два года он требовал
беспрекословного послушания и внушал сыну, что сыновняя непокорность и
неуважение к отцу - большой грех. И Мирон верил ему. Верил до сих пор. Несмотря
на то, что отец явно занимался чем-то неблаговидным. Несмотря на те слова,
которые сказал ему Василий, дескать, отец первым поднимет на тебя руку, даже за
честь посчитает, если ослушаешься. Отец всегда был прав. Это даже не
обсуждалось.
Спать в этот день Мирон ложился, чувствуя себя последним из
грешников. Если ему суждено погибнуть по воле отца, он обязан принять это как
дар судьбы и не сметь сопротивляться и искать пути спасения. Если отец решил,
что он должен умереть, значит, он умрет. И нечего тут больше обсуждать. Он
должен покориться воле отца. Таков обычай.
Проснулся Мирон с теми же мыслями, с которыми уснул. Но тут
же вспомнил о Наташе. Хорошо, он должен быть покорным сыном и принять смерть,
если такова воля его отца. Отец вправе распоряжаться своим сыном по
собственному усмотрению, но кто дал ему право распоряжаться жизнью русской
девочки? Наташа доверилась ему. Мирону, она надеется на него, она ждет от него
спасения. Так неужели он бросит ее на произвол судьбы только лишь потому, что
отец заставил его почувствовать собственную неправоту и греховность? Черт с
ним, он готов умереть, если так надо, но девочку он должен попытаться спасти.
Он не имеет права отступить. Отец считает, что жалеть русскую девочку,
немусульманку, дочь неверных, грех. Ладно, пускай. Он, Асланбек, грешник. Но он
же мужчина в конце-то концов! И он обязан защитить ребенка, даже если это
ребенок неверных.
А коль так, надо делать следующий шаг. Интересно, когда в
Москве получат Наташину телеграмму? Оренбург от Карпат - совсем не ближний
свет, если человек, взявший телеграмму, полетит на самолете из Львова, то не
раньше завтрашнего дня. Отсюда до Львова тоже еще добраться надо. Сначала на
машине до аэропорта местных авиалиний, потом минут сорок лететь на стареньком
маленьком "кукурузнике". И рейсы на Оренбург наверняка не каждый
день. Предположим, телеграмму в Москве получат послезавтра. Значит, можно
начинать понемногу осуществлять следующий этап плана. После получения
телеграммы в Москве должно пройти несколько дней, чтобы те, кто ищет Наташу,
успели сориентироваться. Если ее вообще кто-нибудь ищет. И если они догадаются
о том, что затеял Мирон. Если... Если...
Глава 17
Валерий Васильевич Волохов всегда считал себя человеком
очень здоровым и физически, и психически. Основным признаком психического
здоровья он видел в себе чрезвычайно мощную способность к вытеснению из
сознания неприятных и тревожных мыслей. Он умел не думать о том, что ему не
нравилось и о чем он думать не хотел, и он умел заставить себя не тревожиться о
том, о чем беспокоиться не хотелось. За двадцать лет постоянных экспериментов
над женщинами и рожденными ими детьми он ухитрился ни разу не ужаснуться
безнравственности и чудовищности того, что делал. У него была цель, и
интересовало его только одно это. Он слишком хорошо помнил жгучую обиду,
которую испытал, когда предложенная им теория вызвала насмешки и была
отвергнута коллегами с ходу как неперспективная и антинаучная. Волохов хотел
доказать самому себе, что был прав, пусть даже об этом больше никто никогда не
узнает. Будет знать он сам, и этого было для него более чем достаточно. Никогда
за все двадцать лет в его голову не приходила мысль о том, что, если его теория
подтвердится, на этом можно будет сделать деньги. Денег у него было достаточно,
он считался великолепным диагностом и ведущим специалистом по применению
радиологических методов в лечении заболеваний крови, это приносило ему и
известность, и доход. И извлекать прибыль из своих незаконных частных
экспериментов он вовсе не собирался. Это была для него чистая наука ради науки
и утверждения собственной идеи. Встреча со старухой Анисковец в середине мая
была для него неприятной неожиданностью. И еще более неприятным оказалось то,
что встреча эта, как выяснилось, не была случайной. Старуха, оказывается,
следила за ним на протяжении нескольких месяцев и теперь искала встречи, чтобы
прочесть ему мораль. К тому разговору с Екатериной Волохов отнесся спокойно,
угрызения совести его мучить не стали, а то, что Анисковец больше его не
трогала и на пути не попадалась, он расценил как нечто само собой разумеющееся.
Попугала бабулька, выговорилась, нотацию прочла - и забыла, занялась своими
делами. Однако вскоре после встречи с Екатериной Бенедиктовной Волохову
позвонили. Незнакомый голос сказал:
