1992 год. Окраина Новоречинска Стрелка
— Ну надо же! — Горшаков бросил сигарету в снег себе под ноги и, прикрыв глаза от солнца ладонью, пристально всмотрелся в три приближающиеся к месту стрелки машины. — Ты глянь, Леня! Кто бы мог подумать, да? Нес стал таким крутым. И народец за ним потянулся, как ни странно…
— Этот народец не за ним потянулся, — процедил сквозь зубы стоящий рядом Кулагин. — А за тем разбродом, который Нес пропагандирует. И что за шлея ему под хвост попала, не пойму.
— Давай ему рыло начистим, — внес радикальное предложение Горшаков.
Кулагин не ответил. Три вновь прибывшие машины плавно пересекли территорию пустыря и остановились на почтительном расстоянии от автомобилей, на которых прибыл со своими приспешниками Леонид. Шумский первым выбрался из центральной «шестерки». За ним последовали Круглов и Антипов. Из соседней «копейки» выбрался молоденький парнишка, известный Кулагину по кличке Рубероид. Лет пять-шесть назад он был одним из тех, кто повсюду таскался за лидером вокзальной группировки Айраном. Странно, что его не оказалось среди своих в тот злополучный день, когда все тот же Шумский уложил своим стилетом двух байкеров. Из третьей машины никто не вышел, но Кулагин знал, что из нее за стрелкой наблюдают те, кому в случае необходимости придется сыграть решающую роль в силовом столкновении. Точно такую же функцию выполняли и его ребята под руководством притаившегося в «москвиче» новой модели Лебедева, только их численность была выше, и они размещались сразу в двух автомобилях.
— Все предусмотрел, сука, — вполголоса произнес Левинсон, зябко кутаясь в широкий овчинный тулуп. — Продуманный не хуже нас.
— Знал бы я, что он такой козел, ни за что не стал бы за него у хозяина мазу тянуть, — Горшаков сплюнул. — Вспомнить страшно, сколько раз я его вытаскивал из неприятностей. А он, тварь, как барахлом был, так барахлом и остался. Леня, давай я с ходу ему пулю промеж глаз всажу.
— Угомонись! — осадил соратника Кулагин.
Заметив, что Круглов и Антипов заметно подотстали от продолжавшего шествовать в их направлении Шумского, он сам двинулся навстречу недавнему товарищу. Горшаков тоже сорвался с места, но Кулагин остановил его движение едва заметным взмахом руки. Левинсон просунул правую руку под тулуп. Дежуривший у раскрытой дверцы новенькой «девятки» Вершинский нервно сменил положение тела. Кулагин отлично понимал, что все его ребята на взводе. Должен был понимать это и Шумский. Не совсем же он дурак, в самом деле…
Они остановились друг против друга и некоторое время оба хранили сосредоточенное молчание. Кулагин изучал Шумского так, словно видел его впервые в жизни. Прикидывал, на что способен его бывший дворовый, а затем и лагерный приятель. Нестор делал то же самое. Невольно Кулагин отметил заложенные глубоко в карманы пальто руки Шумского, и это вновь напомнило ему о стрелке пятилетней давности. Точно так же Нестор тогда прятал свой стилет. Что у него там сейчас?..
— Ну? — Шумский первым нарушил молчание. — Зачем эта встреча, Леня? Что ты хотел мне сказать? Если ты надеешься проехаться мне по ушам, так это напрасно. Ты уже достаточно ясно обозначил свою позицию в прошлый раз, и я, кажется, тоже. Ничего не изменилось за истекшие несколько дней.
Кулагин сокрушенно покачал головой.
— Что с тобой происходит, Нес? — вполне тепло и по-дружески поинтересовался он.
— Не надо, Леня, — усмехнулся тот.
— Что не надо?
— Не надо строить из себя психолога. Тебе это не идет. К чему эти тупые вопросы? «Что с тобой происходит, Нес?» Ничего. Я просто считаю, что ты начинаешь излишне качать права.
— Какие права?
— Объединение, о котором ты говоришь, — Шумский поморщился. — Думаешь, я такой тупой? Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? Власти! Подмять под себя всех и вся. Разве нет? С чего такие амбиции, старик? Раньше за тобой этого не наблюдалось. Так что это я, наверное, больше вправе спросить: «Что с тобой происходит?»
— Нес!.. Послушай…
Кулагин шагнул вперед, и Шумский тут же невольно отпрянул. Леонид заметил, как его бывший приятель напрягся всем телом. Стоящий позади него Круглов выхватил из-под куртки пистолет. Его примеру последовал и Антипов. Рубероид отошел к машине с прикрытием, у которой тут же распахнулись две задние дверцы. Кулагин оглянулся назад. И у Горшакова, и у Левинсона, и у Вершинского в руках было оружие. Одну из машин силовой поддержки покинуло три человека во главе с Лебедевым. У второй натужно взревел двигатель. Кулагин скрипнул зубами.
— Стоп, — негромко сказал он, обращаясь к Шумскому, а затем уже выкрикнул еще раз, вскидывая вверх руку: — Стоп! Уберите пушки, ребята! Черт! Нес, я не хочу крови. И уж тем более я не собираюсь убивать тебя. Ты — мой друг. Неужели ты забыл об этом, Нес?
— Я — нет, а вот ты…
— Да что ты несешь, мать твою! — кулаки Кулагина сжались настолько, что ногти до боли впились в ладони и вспороли зачерствевшую на морозе кожу. — Опомнись! У тебя совсем масло в чайнике перекипело? При чем тут мои амбиции? Мы не раз обсуждали этот вопрос на зоне. Помнишь? Я говорил о коалиции, о централизации, о порядке. Только так сейчас можно выжить, Нес. Это единственный путь. Поодиночке никто не выплывет. Нужна организация. И ты соглашался…
— Я? — Шумский покачал головой. — Я не соглашался, Леня. Я просто молчал и думал. Ты, видимо, забыл. Я никогда не высказывался за твою идею фикс.
— Но ты же понимаешь, что я прав!
— Нет. Не думаю… Ты идешь к тому, против чего призываешь выступать, Леонид, — Шумский впервые в жизни обратился к Кулагину так, называя его полным именем, и это лишь подтвердило предположение последнего о том, что между ним и Нестором пролегла глубокая пропасть отчуждения. Более того, она с каждым разом становилась все шире. — К несвободе! Когда каждый сам за себя, как было раньше, он вправе принимать любые решения самостоятельно. А ты хочешь принимать их за всех. Ты один. И мне не кажется это правильным.
— Но как раньше, уже быть не может, Нес. — У Кулагина все еще теплилась надежда на то, что он сможет переубедить собеседника. — Времена изменились. Изменилось очень многое, начиная с государственного строя. Пережитки прошлого рухнули окончательно. И ты со своими дружками — единственные, кто продолжает отчаянно цепляться за них. Мы в девяносто втором, Нес, а ты все еще там, в восьмидесятых.
У Шумского на лице заходили желваки. Несмотря на мороз, лицо покрылось мертвенной бледностью. Кулагин запоздало понял, что ударил приятеля в самое чувствительное место. Наступил на старую мозоль.
— Так вот в чем ты меня обвиняешь! — зубы Шумского стали выбивать мелкую дробь. — В слабоумии! Ну конечно! Вы ведь такие умные, такие продвинутые! Ты, Артем, Лева… А я — долбак законченный…
— Никто тебя таковым не считает, Нес, — попытался исправить положение Кулагин, но было поздно.
— Все! Хорош бакланить! — Шумский выдернул руки из карманов, но, вопреки ожиданиям Леонида, в них ничего не оказалось. — Я все выслушал, все осмыслил, и мой ответ остается прежним. Вы сами по себе, а мы сами. Никакого объединения. То есть вы можете, конечно, объединяться друг с другом хоть до бесконечности!.. Можете даже трахнуть друг друга в жопу, если вам это доставит удовольствие! Но на чужие территории рот не разевайте. Рискуете наглотаться маслин!
