— Знаешь, я готов принять и даже понять твою позицию, Нес, — Кулагин остался невозмутим. — Но тебе не кажется, что мы оба уже устали от этой войны? Не хочешь работать в одной упряжке — не надо. Но можно ведь найти какой-то компромисс. Можно мирно сосуществовать, Нес. Ты не лезешь в мои дела, я не лезу в твои.
— Я живу как хочу! — жестко ответил Шумский. — И делаю то, что хочу. У тебя нет никакого права указывать мне, Леонид.
— Верно. Такого права у меня нет. Но…
— Какие «но»? — было заметно, как кадык Шумского нервно дернулся вверх-вниз. — Ты внаглую расстрелял нескольких ребят, которые придерживались той же политики, что и я.
— Ты ответил тем же, Нес.
— Правильно. Но не я эту войну начал.
— Разве? — Кулагин прищурился.
— Уходи, Леонид! Проваливай! Если тебе нечего больше сказать…
— Вообще-то есть, — на лице у Кулагина рельефно обозначились желваки. — И если ты не хочешь снизойти до того, чтобы пообщаться со мной тет-а-тет, я могу сказать это и здесь… Это даже не разговор. Скорее предупреждение. Дружеское предупреждение, Нес.
— Мы с тобой не друзья!..
— Ладно. Но, так или иначе, я советую тебе еще раз хорошенько подумать. Будут новые трупы, Нес. И, подозреваю, ты догадываешься, о ком я говорю, — впервые за все время с того момента, как он подошел к барной стойке, Кулагин небрежно мазнул взглядом по Гаджиенко. — Но я не хочу этой войны. Никто ее не хочет. А ты лишаешь меня права выбора. Подумай, Нес… Подумай, и я еще буду в силах все остановить. До завтрашнего вечера… Будет что сказать — найдешь возможность связаться со мной.
Шумский ничего не ответил. Кулагин развернулся и пошел обратно к своему столику, где нервно на стуле ерзал Лебедев. Рука Гаджиенко скользнула за отворот демисезонного пальто. Лебедев тут же потянулся к брючному ремню. Кулагин, заметив его движение, отрицательно покачал головой. Шумский перехватил Гаджиенко за локоть.
— Не здесь.
— Но, Нестор…
— Я сказал, не здесь! Ты рехнулся, что ли, Витек?
Гаджиенко опустил руку.
Кулагин остановился у столика, достал бумажник и, не глядя, выудил из него несколько банкнот. Бросил их между тарелкой с селедкой и своей недопитой рюмкой.
— Пошли, — сказал он Лебедеву.
— Что он сказал?
Они оба двинулись к выходу. Шумский и Гаджиенко демонстративно отвернулись к барной стойке. Кулагин толкнул дверь и вышел на улицу. Лебедев последовал за ним.
— Что он сказал, Леня?
— Ничего. Пока ничего… — Кулагин запахнул плащ и приподнял ворот. — Но именно это и удручает, Рома. Последние слова нам еще только предстоит сказать. Очень хочу ошибиться, но мне кажется, что я догадываюсь, какими будут эти слова…
— Ну и хрен с ним! Мы свое слово скажем раньше. По-любому.
1993 год. Покловск Наводящий
В Покловск Мазитов и Копнин прибыли ночью. Поймав такси, он двинулись по адресу, который накануне отъезда из Новоречинска получили от Леонида Кулагина. На данной квартире их должен был дожидаться Захар и еще кто-то. Кулагин сказал, что будут два человека…
Мазитов расположился рядом с водителем, а Копнин устроился на заднем сиденье. Виктор чувствовал себя жутко усталым. Практически сутки он провел без сна. Ушакова Копнин устранил сам. Просто зашел к нему в квартиру в половине седьмого вечера и, особо не мудрствуя, дважды выстрелил в грудь. Но, как назло, управляющий «Сангрии» оказался в квартире не один, хотя изначально у Копнина были совсем другие сведения. Кроме Ушакова, там еще были женщина и маленькая девочка лет десяти. Скорее всего, кто-то из родственников Ушакова, заехавших к нему в гости.
Женщина подняла крик, и Копнин просто не имел права оставлять ее в живых. Он застрелил ее в голову.
Девчонка кричать не стала. Напротив, она испуганно забилась в угол и смотрела оттуда на киллера своими круглыми, как блюдца, карими глазками. Виктор колебался. Палец все еще лежал на курке снабженного глушителем «глока», но заставить себя выстрелить Копнин никак не мог. Впервые в жизни он пожалел, что не надел на дело вязаную черную маску с прорезями для глаз, какими в последнее время стало модным пользоваться в рядах СОБРа. Если бы на нем была маска, можно было бы развернуться и уйти, не опасаясь, что девочка когда-нибудь сможет опознать убийцу. Но маски не было. И она его видела. Отлично видела…
Копнин убил ее. Одним точным выстрелом в сердце. И образ этих круглых карих глаз преследовал Виктора до сих пор. А сколько еще он будет его преследовать? Думать об этом сейчас не хотелось.
С Пальцем, слава богу, все обошлось гораздо проще. Без сучка без задоринки. Знакомый знакомого из сотрудников КПЗ по фамилии Густинюк не подкачал. Всего за сотню долларов этот вертухай охотно согласился оказать услугу криминальному миру. Он лично привел Пальца в комнату для свиданий, куда под видом адвоката явился переодетый, загримированный Мазитов. Густинюк устроил так, чтобы никого больше в этот момент в комнате не было. Истинные мотивы встречи от сотрудника КПЗ скрыли, и он чрезвычайно удивился, когда визитер выхватил из складок пальто пистолет. Мазитов все проделал быстро. Через три-четыре секунды и Палец, и Густинюк были мертвы, а еще через десять секунд, прихрамывая для отвода глаз, Илья степенно покинул здание.
Оба заказа Кулагина были выполнены чисто и в срок. Теперь на очереди у киллеров был Василий Круглов.
— Вот здесь тормозни, командир, — попросил Мазитов, и таксист остановился.
До дома, где должна была состояться встреча киллеров с наводчиками, было еще два квартала, но Копнин понял, что товарищ на всякий случай решил перестраховаться. Они вышли из машины, и Мазитов расплатился с таксистом.
— Ты посмотри, какая ночь, Лис! — восторженно произнес он, когда автомобиль отъехал. — Болдинская осень просто.
— Вообще-то, сейчас весна, — мрачно откликнулся Копнин.
— А похоже на осень. Знаешь, я очень люблю осень. Определенно, это мой климат. Вот подзаработаю еще деньжат и переберусь в Питер. Обязательно переберусь.
Копнин молча шагал по тротуару, вглядываясь в номера домов. Серый и какой-то старинный, судя по местной архитектуре, Покловск навевал на него чувство скуки. И его по-прежнему преследовал образ убитой им накануне девочки. Виктор сильно сутулился, что уже само по себе было нетипичным для такого пижона, как он, а его руки были глубоко засунуты в карманы плаща.
— А знаешь, где еще лучше, чем в Питере? — Мазитов был настроен на меланхолию. — В Лондоне. Может, мне лучше в Лондон рвануть? А, Лис? Что скажешь?
— Рвани, рвани.
Копнин наконец нашел нужный им дом, и киллеры вошли в подъезд. Деревянные ступени в допотопной «сталинке» поскрипывали у них под ногами, пока они поднимались на второй этаж. Звонка рядом с дверью не было. Копнин постучал.
