Под мужьями-соперниками растянулся подвал с комментариями законников: председатель Артели адвокатов «Русская правда» Ашот Кучерян и генеральный секретарь международной ассоциации «Юристы без границ» Иван Коган спорили о правовых аспектах трагедии. В самом деле, распространяется ли авторское право на реальные жизненные коллизии, а если распространяется, то кто имеет преимущества при использовании того, что случилось с Афросимовой, для создания, скажем, фильма, телесериала или романа? Кучерян полагал, единственным правообладателем является Сурепкин, так как на момент самоубийства жены их брак еще не был формально расторгнут, и таким образом именно бывший владелец клиники «Зубное счастье» – прямой наследник всего имущества покойной супруги, а значит, и материальных выгод от ее шокирующего суицида. Коган возражал, мол, самоубийственный поступок покойной нельзя считать частью оставленных ею материальных ценностей. Более того, так как прямым поводом для этого акта отчаянья послужили интимные отношения Афросимовой с Бесстаевым, с которым она в последнее время вела совместное хозяйство (чему имеется ряд свидетелей), то, скорее всего, Фил Бест и должен распоряжаться ее наследством, включая историю самоубийства несчастной женщины. Обменявшись чисто юридическими колкостями, непонятными простым смертным, оба законника сошлись на том, что окончательное решение может вынести только суд…
Свернув газету и протерев тряпкой запотевшие, как в бане, стекла, Кокотов стал глядеть в окно на убегающий пейзаж. Писатель подумал: не будь Вероника такой дрянью, и он, возможно, узнав про ее измену, тоже, как Афросимова, покончил бы с собой. Пресса, конечно, откликнулась бы… Не так, как на самоубийство Железной Тони, но все же… «Добровольно ушел из жизни прозаик Андрей Львович Кокотов, более известный широкой публике как Аннабель Ли…» Валюшкина, внимательно следя за успехами одноклассника, наверняка прочла бы некролог и заплакала. А потом, когда ребята, собравшиеся «На дне», спросили бы: «Где Кокотов?» – она бы ответила: «Его. Нет. Больше. Совсем».
– У вас есть с собой права? – спросил Жарынин с беспокойством.
– Что?
– Права, – повторил режиссер и, включив аварийные лампы, съехал на обочину.
– Я же сказал, что не вожу машину. А в чем дело? Мы сломались?
– Пока не сломались. Но вот он мне сильно не нравится! – игровод кивнул на шоссе.
Метрах в ста от них, на обочине стоял, облокотившись о желтый капот милицейских «жигулей», гаишник. Похлопывая полосатым жезлом по ладони, милиционер смотрел на трассу взором ушкуйника, стерегущего на перекате купеческие струги.
– Значит так, я изображаю поломку, а вы идете к нему и спрашиваете: нет ли «прикурить»!
– А если он не курит?
– Боже! Когда мы снимем фильм, я подарю вам машину и куплю права с инструктором. Скажете ему: у нас сдох аккумулятор!
– А-а, понял…
Выслушав просьбу, гаишник посмотрел на Кокотова с ленивым удивлением, потом перевел взгляд на режиссера, залезшего под капот, как в пасть аллигатора, и задумался. Некоторое время его лицо оставалось таким, какое бывает у ребенка, с трудом считающего в уме, потом он покачал головой и неохотно посоветовал вызвать «Дорожного ангела» или толкать машину до автосервиса. А это – метров триста, за поворотом…
– Отлично! Я знал, что он так ответит! – тихо воскликнул Жарынин, выслушав доклад. – Тут, слава богу, действительно какой-то «шиношантаж» есть…
Режиссер по-орлиному огляделся и позвал на помощь расхристанного мужика, бредшего по обочине в пьяном целеустремлении. Втроем они протолкали автомобиль мимо гаишника, который не обратил на них никакого внимания, так как в это самое время вымогал подорожную пошлину у нарушившего его покой водителя «газели». Если не считать легкого морального неудобства (проезжавшие мимо смотрели на них с обязательным в таких случаях злорадством), все обошлось, и минут через пятнадцать шоссейный ушкуйник благополучно скрылся за поворотом. Игровод щедро одарил помогавшего мужика, и тот целеустремленно двинулся в обратную сторону.
– Никогда не садитесь за руль в пьяном и опохмелившемся виде! – наставительно заметил игровод, когда, взметая гравий, они сорвались с места. – Хотя, знаете… Один мой знакомый актер всегда водил спьяну. И хоть бы одно ДТП! Его, конечно, останавливали, но тут же отпускали, так как он сыграл роль капитана милиции в знаменитом фильме «Полосатый жезл». Помните?
– Еще бы!
– И чем, вы думаете, все кончилось? Однажды у него заболел зуб, и он поехал к врачу трезвым, так как на пьяных «заморозка» не действует. В результате не вписался в поворот и рухнул на своей новенькой «Хонде» прямо в подземный переход… Вообразите!
– Я помню. Редкий случай. В «Катастрофах недели» показывали.
– Как говаривал Сен-Жон Перс, привычка свыше нам дана!
– Это Пушкин… – робко возразил Кокотов.
– Слушайте, с вами, писателями, невозможно разговаривать. Чуть что – сразу Пушкин или Бродский! Просто какой-то нездоровый фетишизм!
Некоторое время режиссер вел машину обиженно сопя, а автор «Кентавра желаний», мечтая о встрече с Обояровой и скрипя ветошью, вытирал запотевшие стекла.
– Наверное, если выжать тряпку, получится чистая горилка! – наконец примирительно заметил игровод.
– Попробуйте! – предложил злопамятный писодей.
– Ладно, не дуйтесь! Придумали что-нибудь?
– Я? Зачем? Вы так странно реагируете на мои идеи…
– Зато я прям, честен и незлопамятен. Вы еще не знаете коварных режиссеров, питающихся мозгами сценаристов. Ну, смелее! Чем необычней идея – тем больше шансов на успех. Однажды мне предложили синопсис об Элвисе Пресли, который не умер, а пошел бродить по Руси и осел в Соловках. Но я отказался – не люблю американских идолов.
– Может, у гипсового трубача соберутся одноклассники? – неуверенно предложил Кокотов.
– Одноклассники? В этом что-то есть! Через сколько лет они соберутся?
– Через двадцать пять, тридцать…
– Хорошо. Они встречаются. И что?
– Ничего… Кто-то разбогател, кто-то наоборот. Девочка, из-за которой все сходили с ума, состарилась, стала инвалидом.
– Стоп! Зачем нам бабка-инвалид? Вы будете смотреть такое кино? И я не буду. Хотя, знаете, фильм про медбрата, выносившего «утку» из-под парализованной старухи и влюбившегося в нее до помрачения, лет пять назад взял серебро в Венеции. Сцена их первой брачной ночи буквально потрясла зажравшуюся Европу! Но это, коллега, не наш путь! Нам нужна зрелая женщина в цвету! Знаете, как они вспыхивают, прежде чем облететь? О-о, я-то знаю! В них появляется что-то такое, от чего можно сойти с ума…
– Можно, – кивнул автор «Роковой взаимности».
– Как мы ее назовем?
– Кого?
– Героиню, в которую влюблялись одноклассники.
– Таисия?
