— Шумы-то у вас нехорошие, — сообщил доктор Сергей Иванович.
— Неужели так плохо? — спросил Михаил Дмитриевич с улыбчивым испугом.
Врач оставил стетоскоп, вернулся к столу, еще раз расправил гирлянду кардиограммы и долго ее рассматривал.
— Нездорово! — наконец вымолвил он.
— Что делать?
— Для начала — ничего не делать. По крайней мере — недельку. Стрессы были?
— Конечно. Как же без стрессов? Но ваши таблеточки я пил. Каждый день. Уже кончаются…
— Таблеточки я выпишу. Не проблема. Но беречь себя когда будете? Чем вчера занимались? Выпивали?
— Заметно?
— А то! Выхлоп за метр чувствуется! Еще что было?
— Поозорничали… — зарделся Свирельников.
— Надеюсь, с презервативом?
— Конечно. И вообще я только пил…
— Точно? — Доктор пытливо посмотрел ему в глаза.
— Насколько я помню — точно… Можно, конечно, на всякий случай провериться.
— На всякий случай, Михаил Дмитриевич! Про СПИД, чай, слыхали?
— Конечно, — кивнул Свирельников, сообразив, что пращуры, называя нехорошего человека «аспид», возможно, предчувствовали этот грядущий бич соития.
«А ведь и „бич“ — почти ВИЧ», — с неуместной радостью додумал он.
— Напрасно улыбаетесь! Мы живем с вами в эпоху даже не эпидемии, а пандемии вензаболеваний! — по-лекторски продолжал доктор. — Вирусы мутируют так, что мочеполовая инфекция, от которой лет пятнадцать назад вы избавились бы с помощью десятка таблеток, теперь требует упорного лечения и дает тяжелейшие осложнения. Девяносто процентов населения с мочеполовыми инфекциями. Девяносто! Разве можно так рисковать? Вспомните, дорогой, для чего двадцать лет назад вы использовали омерзительный советский, пахнувший галошами презерватив?
— Чтобы детей не было, — признался Свирельников.
— Вот именно! Выпил, познакомился с девушкой на танцах, пошел провожать, вступил в половой контакт на скамеечке без всякого, скажем, предохранения. И о чем думаешь наутро? — Сергей Иванович внимательно глянул на пациента. — Совершенно верно: чтобы она к тебе на работу за алиментами не прибежала! Так ведь?
— Так.
— А теперь презерватив нужен не для ограничения рождаемости, а, наоборот, для продолжения жизни на земле! Такой вот парадокс! Вы думаете, почему после античного сексуального беспредела, когда трахнуть любое способное к совокуплению существо было привычным делом, пришли упертые христиане с их умерщвлением плоти и осуждением похоти? Да потому, что человечество таким образом спасало себя от исчезновения! Вспомните, как умирали римские императоры! Они покрывались язвами и страдали отеками! Явные последствия непролеченных половых инфекций. А вы?! Разве так можно! — Доктор перевел дух и улыбнулся. — Напугал?
— Напугали…
— Точно предохранялись?
— Точно.
— Это хорошо!
— Черт его знает, — пожал плечами Свирельников. — В кино ведь как показывают: познакомились в баре, выпили по коктейлю, ну и…
— Да мало ли что в кино показывают! — снова возмутился Сергей Иванович. — Там и дерутся все время. Бьют, дубасят друг друга, потом расходятся как ни в чем не бывало. А ведь после одного такого удара на самом деле реанимацию нужно вызывать. Пили-то столько зачем? Тоже в кино насмотрелись?
— Не рассчитал.
— Михаил Дмитриевич, если вы не научитесь рассчитывать силы, то очень скоро я ничем не смогу вам помочь. И никто не сможет! Понимаете?
— Конечно.
— Надо вам срочно передохнуть.
— А я и собирался. В Испании…
— Знаем мы этот отдых в Испании. Жара, вино и «коитус континиус».
— Это по-латыни?
— Почти. Означает — непрерывный секс. Обследоваться вам надо хорошенько. До Испании! Поняли? До!
— Обязательно. Возьму отдельную палату в ЦКБ и обследуюсь. Заодно отдохну.
— Не верю я этим «кремлевкам», — вздохнул доктор. — «Полы паркетные, врачи анкетные». Заглядыванием в глаза еще никого не вылечили.
— У меня там тетку жены… бывшей жены… залечили.
— Обычное дело! У меня там тоже друг работает. Прибегает к нему шкаф, знаете, такой с золотой якорной цепью на шее. Явно из «быков». Где-то на Ленинградке подцепил девушку. Оказалась с душком. Ну, сами понимаете… Ему объясняют: надо на анализ кровь взять. А тот ни в какую. Говорит: даю штуку баксов, чтобы без крови. С детства боюсь кровь сдавать…
— Смешно.
— В интимной жизни, — Сергей Иванович посмотрел на Свирельникова со значением, — рекомендую не перенапрягаться.
— Совсем?
— Почему — совсем? Если без эксцессов, физическая любовь оздоровляет организм, повышает иммунитет, уменьшает содержание холестерина…
Врач присел в кресло на колесиках и придвинулся к столу. Большой докторский живот сработал как амортизатор — и кресло немного отъехало назад.
— И похудеть вам необходимо, — добавил он, выписывая рецепт. — Мне, кстати, тоже. Хотя… Тут у меня батюшка был на приеме. Поругался с епархиальным начальством, сердце прихватило. Я ему тоже стал про лишний вес говорить, а он: «Живот — это ничего, это нормальное православное телосложение. Интриги все…» Мне понравилось: «православное телосложение». Но худеть нам с вами, Михаил Дмитриевич, все равно надо. Одевайтесь!
Получив гонорар, доктор привычным жестом снял с черепа макушку, словно крышку с чайника, и спрятал деньги внутри пустоглазого пособия. Свирельников распрощался и вышел. В коридоре собралась довольно большая очередь. Пациенты были по преимуществу ветхие и суровые. Поликлиника когда-то обслуживала исключительно старых большевиков и чиновных пенсионеров. Потом ее сделали вроде бы коммерческой, но заслуженных стариков продолжали пользовать бесплатно, правда без былого уважения. Это их страшно задевало, особенно когда какой-нибудь новый русский проходил в кабинет без всякой очереди.
— Безобразие! — загудел огромный лысый дед в широченных брюках времен «Весны на Заречной улице». — Я этого так не оставлю! Вы кто такой?
Он уперся в Свирельникова страшным исподлобным начальственным взглядом, доводившим в прежние времена до инфаркта оплошавших подчиненных. Старичье вдохновилось и хором понесло все сразу: и новые больничные порядки, и демократию, и рыночную экономику, и конкретных наглецов, пренебрегающих святыми законами живой очереди. На шум вышел Сергей Иванович, нахмурился и крикнул:
— Сыроегов!
— Я! — уже не так сурово ответил горластый старикан.
— Ваша очередь?
— Моя.
— Заходите! Натощак?
— А вы про натощак не говорили!
— Говорил. Забыли. Придете завтра.
