— Его в баньке березовского старосты покуда заперли. Потом в арестантский дом повезут, в Нижний.
— С чего ты это взял?
— Это уж будьте уверены, — преданно заглядывая в глаза барыни, протараторил оборванец. — Всех отвозят. А потом надолго в каталажке запрут! Вот в прошлом году Миколку заперли в…
— А где живет этот староста? — перебила его Петровская.
— Дак в Березовке и сидит. — Оборванец поскреб затылок. — Только староста Сеньку не отдаст. Не он его заарестовывал, не ему и отпускать.
— А кто может отпустить его?
— Барыня, денежку бы, — взмолился оборванец.
Петровская раздраженно сунула рубль в загребущую ладонь.
— Держи.
— Благодарствуйте… — повеселел оборванец. — Тот, кто, стало быть, и заарестовывал.
— И кто же его заарестовывал? — стараясь сохранять терпение, спросила Валентина Дмитриевна.
— Пристав один полицейский.
— Как зовут его, где он живет?
— Дак, это, барышня, — оборванец снова поскреб затылок, — запамятовал я, кажись.
Петровская открыла ридикюль и достала трехрублевую ассигнацию.
— Это освежит твою память?
— Вспомнил! — оживился оборванец. — Обличайло его зовут. А остановился он на постоялом дворе в Ротозееве. Это, — парень шмыгнул носом, — рублишком еще не пожалуете?
— Обойдешься, — твердо ответила Петровская и пошла по аллее обратно.
А оборванец, проводив ее взглядом, покуда она не скрылась из виду, сиганул в близлежащие кусты, развязал припрятанную в них котомку и принялся совершать над собой действия, которые не показались бы странными разве что только актерам, цирковым клоунам да еще отставному штабс-ротмистру Аристову. Парень стал дергать себя за нос, в результате чего нос значительно уменьшился, а в руках оборванца осталась гипсовая нашлепка. Затем он лишил себя хилой бороденки, усов, тщательно причесал волосы, стер с лица сажу, умылся из фляжки и как две капли воды стал похож на пристава Обличайло, коего в прежней личине не узнал бы и сам Артемий Платонович.
Скинув латаную одежонку и сложив все в котомку, пристав облачился в цивильное платье и скорым шагом направился в Березовку, где взял подводу и отправился в Ротозеево. Когда он прибыл на постоялый двор, то увидел в прихожей красивую даму с античными чертами лица, немного резковатыми, чтобы назвать ее лицо безупречным. Он уже хотел подняться к себе в нумер, как его остановил хозяин двора.
— Господин Обличайло, вас ожидает во-он та дама, — указал он на Петровскую, скромно сидящую на продавленном диване.
— Да? — выразил крайнее удивление Максим Станиславович и обернулся. — Прошу прощения, сударыня, у вас ко мне какое-то дело?
— Вы пристав Обличайло? — поднялась с дивана Петровская.
— Он самый, — по-военному подтянувшись, кивнул головой Обличайло. — Чем могу служить?
— Меня зовут Валентина Дмитриевна Петровская, — подошла она к нему. — И я хотела бы с вами поговорить.
— Ну что ж, пройдемте ко мне, Валентина Дмитриевна, — испытующе глянул на нее пристав, ожидая, что Петровская смутится и предложит поговорить где-либо в другом месте, дабы избежать двусмысленности своего положения. Ведь пройти прилюдно одной в нумер мужчины значило не избежать известных толков и пересудов. Однако Петровская только кивнула и спокойно поднялась с Обличайло в его нумер, так что ежели кто и смутился, так это был сам пристав Максим Станиславович.
Он даже не удержался и спросил:
— И вы вот так вот ходите одна, без компаньонки, горничной и даже слуги?
Обличайло почувствовал, как напряглась при слове «компаньонка» его гостья. Она даже бросила на него быстрый взгляд, но, не увидев в его лице и тени какого-либо намека, успокоилась.
— Я пришла со своим слугой, господин пристав, — произнесла она чарующим голосом. — Кроме того, вести себя подобным образом меня вынуждают особые обстоятельства, значение которых для меня много больше правил соблюдения принятых норм и приличий. Дело в том, что чиновник особых поручений Макаров, гибель и похищение вещей которого вы расследуете, был моим женихом. И я хочу свести счеты с его убийцами и найти похищенные им вещи. В частности, письма, которые могли бы пролить свет на личность убийцы или убийц. Впрочем, вы все это знаете от господина Аристова.
— А вы, я вижу, прекрасно осведомлены, — заметил Обличайло.
— Конечно, — пожала плечами Петровская. — Ведь я остановилась в усадьбе барона Дагера, где последние дни также проживает расследующий вместе с вами это дело господин Аристов. Он сам мне многое рассказал. К тому же вы тоже посещали усадьбу Дагера.
— Откуда же вам это известно, сударыня? Я вас совершенно не припоминаю. Хотя женщины с такой внешностью запоминаются.
— Вас видел мой слуга Прохор.
— Да, от вас ничего не утаить, — улыбнулся Обличайло. — Впрочем, — он сделался серьезным, и в его глазах появилось должное участие, — вы имеете полное право знать все о ходе нашего расследования. Говорите о вашем деле — я весь внимание. Если это в моих силах, буду рад вам помочь. Присаживайтесь.
— Господин пристав. — Петровская села на канапе и слегка отодвинулась, давая место присесть Обличайло. Пристав сел рядом. — Самым важным в похищенных преступником вещах моего жениха были письма. Пачка писем на польском языке, которым, кстати, я превосходно владею. Он вез их в Средневолжск, и из-за них, я теперь уже не сомневаюсь, он и был убит. И в этих письмах — разгадка личности убийцы или убийц. Мне надо прочитать их все. Часть писем найдена и в данный момент находится у меня. По поручению господина Аристова я делаю для него их подробный перевод. Но еще часть писем, и, надо полагать, наиболее важная, находится на руках некоего крестьянского сына Сеньки, спрятавшего их в роще. А вы его арестовали. За что, позвольте узнать?
Обличайло распрямился:
— За то, сударыня, что он ставил силки и западни в роще господина барона.
Женщина выглядела взволнованной.
— Я понимаю, но это же не из разряда тяжких преступлений?
— Нет, но ему грозит статья за браконьерство, — ответил безучастно Обличайло.
— Да ведь он мальчишка еще! — воскликнула Петровская. — Он просто не понимает, чего стоят его шалости!
— Все он понимает, — усмехнулся Максим Станиславович. — Говорят, молодой барон уже таскал его за вихры за такие вот шалости, предупреждал… Да и барон Андрей Андреевич только спасибо скажет, когда мы из его рощи этого Сеньку изымем.
— Неужели вы посадите его в тюрьму? — изумилась Петровская.
— Не я, — ответил Обличайло. — Суд.
— А если я вас очень попрошу, — заглянула ему в глаза Петровская, и ее рука легла на руку пристава, — вы его отпустите?
